Н-да теперь многое становится ясным. Человек, который вырос в таком доме, просто не мог быть другим.
         Гарри чуть неуверенно огляделся по сторонам. Он не только первый раз в жизни был в этой комнате. Он вообще впервые оказался в подобной обстановке. Красивый георгианский особняк из красного кирпича, окруженный тщательно спланированным старинным парком, в равной степени не походил ни на коттедж в Оградном Проезде, где он вырос, ни на древние башни Хогвартса.
         Хозяева заставляли себя ждать. Ну, это понятно, вряд ли ему тут рады. Гарри еще раз окинул взглядом гостиную, куда его провел бледный как тень и тихий как смерть домовый эльф. Высокие, стрельчатые окна, пропускавшие лучи холодного зимнего солнца. Тяжелая, старомодная (а может старинная) мебель черного дерева. Глубокий как пасть дракона камин. Н-да…
         Внимание Поттера привлек щит с антикварным оружием на одной из стен. Это было… Это было красиво, изысканно, это было пожалуй единственное, что ему по-настоящему понравилось в этой бездушной, недружелюбной комнате. Гарри подошел поближе и коснулся рукояти одной из рапир. Он ничего не понимал в таких вещах, но не надо было быть специалистом, чтобы ощутить ее очарование.
         Клинок сиял глубоким серебристо-серым блеском. Эфес ласкал ладонь как рукопожатие. В изгибе гарды было нечто чувственное. Это было Оружие. С большой буквы. Не просто предмет. Не что-то, а скорее кто-то. Кто-то способный стать самым верным другом и самым страшным врагом. Невольно вспоминалось, что в Средние века мечам давали имена, не названия, имена.
         - У вас прекрасный вкус, мистер Поттер. Эта рапира принадлежал в свое время Раймонду Малфою, одному из самых знаменитых бретеров восемнадцатого века. На ней кровь полутора сотен человек.
         Гарри поспешно отдернул руку от гладкой почти живой кожи, обтягивающей эфес. Он сам не мог объяснить, что его так смутило, то, что было сказано или сам этот холодный и глубокий как зимнее небо голос. Юноша обернулся и встретил прямой, как лезвие, взгляд ледяных серых глаз. Пожалуй, он сильно смягчил ситуацию, когда сказал себе, что его тут не желают видеть. Оставалось только удивляться, что человек, с которым Люциус Малфой разговаривает таким тоном, вообще еще жив.
         - Миледи, сэр…
         Слава Мерлину, кажется, он не покраснел. Это было бы ужасно под взглядом серебряных, безжалостных зрачков. Это было бы катастрофой при том, с какой великолепной непринужденностью держался хозяин. Как опытный фехтовальщик салютующий идеально отточенным клинком. Его враг. Его противник. Его соперник.
         - Мистер Поттер, вы приехали, чтобы повидать нашего сына? Не так ли? К сожалению, сейчас он на верховой прогулке и вернется только после полудня. Возможно, я или мой муж можем быть вам чем-нибудь полезны?
         Никто не осмелился бы утверждать, что Нарцисса Малфой не достаточно красива или обладает ординарной внешностью. Но все это совершенно ничего не значило. Ни она и никто другой не мог надеяться привлечь к себе внимание, если в комнате находился Люциус Малфой. Он ослепительно сиял как горные ледники, как солнечные свет, преломленный полярными снегами. Он был как острие рапиры у самого горла. В его присутствии можно было смотреть только на него. Наверное, Нарцисса это знала. Поэтому взгляд гостя, вызвал на ее лице лишь тень понимающей улыбки. Ее не удивила смесь восхищения и неприязни в глазах Гарри. Для нее в этом не было ничего нового.
         - Прошу прощения, мадам, но я просил бы разрешения дождаться его возвращения. У меня письмо к нему от ректора Дамблдора.
         Хозяин шагнул к незваному и нежеланному гостю, протянул руку повелительным властным жестом. Словно дуэлянт сделал выпад, прощупывая оборону противника. Можно не сомневаться, что человек с такими манерами привык к мгновенному и беспрекословному подчинению. Но не сейчас. Не в этот раз. Гарри наслаждать самой возможностью сказать ему «нет», почтительно произнес:
         - Сожалею, сэр, письмо адресовано вашему сыну в собственные руки…
         Гнев. Раньше он прятался под ледяной броней невозмутимости, сейчас впервые он полыхнул в глазах, на мгновение проявился в дрогнувших презрительной улыбкой изящных бледно-розовых губах. Гари понял, что сумел на мгновение пробить идеальную защиту, сумел нащупать слабую точку в обороне. Малфой не решится спорить с ректором Хогвартса. Юноша ощутил легкое удовлетворение.
         - Ну, что ж в таком случае, надеюсь, вы, мистер Поттер, не откажетесь от чашки чая. Погода сегодня прекрасная, но все же довольно холодно. Не правда ли?
         Разговор с Нарциссой Малфой, о том простоят ли солнечные дни до Рождества, давался Гарри нелегко, он не мог не следить глазами за Люциусом. Белокурый мужчина не сел к столу, а остановился возле камина. Взгляд Гарри постоянно и с необоримой силой тянуло туда. О Мерлин, как же он хорош собой! Не той, нежной почти девической прелестью как Драко, а зрелой красотой взрослого мужчины. Под широкой светло-серой мантией угадывалось сильное атлетически сложенное тело. Прямые, широкие плечи, узкая, гибкая талия, длинные, мускулистые бедра. Фигура танцора. Или скорее фехтовальщика. Да, он был великолепен. Гарри видел это раньше и не мог по совести не признать этого сейчас.
         Гарри невольно возблагодарил судьбу за то, что не поддался соблазну, попытаться быть элегантным и приехал в Малфой-Менор, в той одежде в какой ходил обычно. Джинсы и свитер. Сейчас он понимал, сколь смешным было бы любое его покушение на изящество рядом с Люциусом. Он был бы нелепым. Это хуже всего сейчас показаться нелепым.
         Не напрасно ли он сюда приехал? Да, юноша знал, что его задача будет нелегкой, но только сейчас он начал осознавать насколько нелегкой. Единственное, что немного успокаивало это гнев Малфоя. Он сердится, значит, чувствует себя не так уверенно, как хотел бы показать. Значит можно атаковать. Значит, у Гарри все же есть шанс.
         - Однако, я полагаю, вам известно содержание письма, мистер Поттер?
         Реплика Люциуса, резкая как фехтовальный выпад, прервала длинное рассуждение Гарри о том, как сильно обледенела дорога почти на полуслове. Даже Нарцисса слегка нахмурилась, не одобряя бесцеремонность мужа. Но Гарри ожидал такого, не теряя внешнего спокойствия, он парировал:
         - Разумеется, сэр. Я в курсе. Ректор надеется убедить Драко вернуться в школу и продолжить образование. По его мнению, неразумно бросать учебу за полгода до выпуска.
         Ровные, искаженные лишь чуть заметным изломом, дуги бровей Люциуса сдвинулись сильнее. Гарри почти ждал вспышки гнева, наверное, Малфою нелегко было услышать эти слова и именно от того человека, который их произнес. Но невозможно было не восхититься его самообладанием. Лишь легкая тень пробежала по бледному лицу, лишь чуть резче стали грациозные движения, когда он развернулся к стене с развешенным оружием.
         Снял со стены рапиру. Да, ту самую, которую рассматривал Гарри. Правая рука сжимала эфес, левая лежала чуть ниже гарды. Таким странным почти ласкающим жестом. Как будто он не рукоять оружия сжимал, а чью-то руку. Так нежно можно касаться только того, кого любишь очень сильно. Ощущение стало еще сильнее, когда тонкие длинные пальцы начали слегка поглаживать блестящий металл.
         - Это любимая рапира Драко. Он всегда берет ее, когда мы фехтуем. Не правда ли она ему подходит. Они чем-то похожи.
         Тонкие пальцы Люциуса продолжали ласкать рукоять обтянутую матово отсвечивающей кожей, сетчатый ажурный рисунок гарды, а потом он вдруг стремительным как удар движением прижался губами к обнаженному клинку. Как к обнаженной шее.
         Фарфор негромко звякнул фарфор. Нарцисса резко поставила чашку на блюдце.
         - Прошу прощения, мистер Поттер, обязанности хозяйки… Я оставлю вас. Мой муж составит вам компанию.
         Не обращая внимания на поклон Гарри, она скользнула к двери, ни разу не посмотрев на мужа. А он смотрел только на оружие в своих руках. Сталь отражалась в серебре, равно прекрасные, равно смертоносные.
         Молчание казалось естественным, продолжением этого ясного, холодного и безветренного дня. Нагие ветви за окнами на фоне бледного неба были неподвижны как рисунок пером. Снег на черном камне парапета. Холод, сковавший землю. Безжалостно яркое солнце. Молчание становилось невыносимым.
         - Мой сын не нуждается в какой-то бумажке, чтобы подтвердить, что он волшебник. Ему нет необходимости ехать в Хогвартс. Он мой сын. Он останется со мной. Вы приехали напрасно…
         Звучный голос, был холоден и глубок как зимняя река. И как омут в глубине в нем пряталась угроза. Как стремнина подо льдом скрывался гнев.
         - Я полагаю, он сам примет решение.
         Гарри с удовлетворением ощутил, что его голос не дрогнул. Он не отступил и не отступит. Не сейчас, не в этом поединке. Шаг, другой третий. Глаза лезвия оказались совсем близко. Каждый взгляд как удар, каждый шаг как атака. Рапира со звоном упала. Юноша вскинул голову, он не уступит, шаг назад здесь поражение. Он не может проиграть. Быстрый обмен ударами.
         - Он не поедет… к тебе!
         - Он не останется с тобой!
         Сильные руки, безжалостные руки. Сомкнулись у основания шеи. Впились как орудие пытки. Обнять? Задушить? Плоть уступала тонким пальцам, сминаясь как шелк, который комкают и рвут в нетерпении. Руки рванули стройное тело вперед, заставили сделать последний шаг, разделяющий глаза серые как сталь, зеленые как море. Терзающее объятье, объятье похожее на убийство.
         Холодные губы, твердые губы. Прижались к лицу, приникли к горячему нежному рту. Поцелуй удар, поцелуй вызов. Поцелуй, который не дают, но вырывают. Как лезвие вырывает кровь из жил, хрип из горла. Укус, разорвана кожа, плоть уступила зубам. Боль пополам с кровью. Боль, страх, кристально ясное как ледяной зимний ветер возбуждение. Не справиться, он сильнее, он победит.
         Отступить? Нет. Не сейчас. Толкнуть. Самому вцепиться в снежно-белые волосы. Рвануть. К себе. Чтобы расколоть ледяную улыбку о свои зубы. Чтобы заставить его захлебнуться чужой кровью. Чтобы влага изумления выступила поверх заиндевевшего металла глаз. Поцелуй удар. Поцелуй ответ.
         Взорвать это неживое совершенство изнутри. Разбудить в нем демонов, которых он не сможет держать в узде. Сейчас? Да сейчас, всем телом приникнуть к серой мантии, шелк не преграда, он почти как кожа, он не даст обмануть. Агония объятий, тело содрогается, как будто ранено смертельно. Еще! Сильнее! Губами по губам как лезвием по горлу, тело к телу как клинок в сердце.
         Он отступил.
         Люциус Малфой отступил. Он сделал шаг назад. Еще шаг. Люциус Малфой пятился от своего врага.
         Он стоял устало, вытирая с губ свою и чужую кровь. В глазах не было больше вызова. Он признал свое поражение. Он не умел проигрывать, ему этого еще ни разу не приходилось делать. Но он знал что проиграл.
         Он проиграл еще, прежде чем раздался стук копыт за окном. Звонкий серебряный голос спрашивающий, что за гости в доме. Шаги у самой двери. И свет, который Гарри видел, даже если стоял спиной. Свет, который Гарри всегда видел, когда этот человек входил в комнату.
         Он был как мартовский снег, все еще белый и холодный, но уже готовый родиться блестящим как металл ручьем. Ручьем похожим на клинок, которым весна салютует зиме. Как солнечный луч, в еще морозном воздухе бледный, но горячий. Он был ярким и чистым и живым всегда и везде даже в этой неживой комнате.
         - Отец! Что… Поттер? Что ты тут делаешь?
         - Драко, мистер Поттер привез тебе письмо от ректора Дамблдора. Ты… сам решишь, как поступить.
         Он не умел проигрывать. Он просто не знал поражений. И все же проиграл.