На черно-белой шахматной доске
Идет война, текут мгновенья боя…
Мы пешки лишь, но умираем стоя,
Вся наша жизнь – рисунок на песке.

Все в мире призрачно, реальность лишь каприз
Того, кто двигает усталые фигуры.
Ему решать: кто выйдет в следущие туры,
А чья бесславно оборвется жизнь…

        Костлявые пальцы хищным движением обвиваются вокруг белой королевы. На фоне благородной желтизны слоновой кости, из которой вырезана шахматная фигура, рука, держащая ее, кажется серой. Обтянутые сухой кожей подушечки пальцев чувственно поглаживают вещицу, пестуют, скользят по округлым формам…
        - Вы рискуете потерять своего ферзя, - вкрадчивый, практически шипящий голос.
        - Не думаю, что мне это грозит. Если возникнет такая опасность, я пожертвую слоном, - другой голос, тихий, но властный, в котором явно звучат снисходительные нотки, будто его обладатель обращается к неразумному ребенку…
        - И Вам не жаль потерять такую ценную фигуру? – в глуховатом голосе игривое удивление.
        - Жаль, - коротко отвечает собеседник.
        Помедлив, рука с явной неохотой отпускает белого ферзя и переползает к черным ониксовым фигурам на другой стороне шахматной доски.
        - Зачем ты постоянно заставляешь меня играть в маггловские шахматы? Чем тебя не устраивают колдовские? – в приятном баритоне досада и легкий упрек.
        Короткий ироничный смешок и змеиное шипение в ответ:
        - Мне доставляет такое удовольствие Ваше раздражение…
        Двадцать минут молчания, нарушаемого лишь сухим стуком передвигаемых по доске фигур. Несколько быстрых ходов, черные - белые, белые – черные. Потом тишина становится абсолютной и давящей…
        - Вы все-таки потеряли своего офицера…
        - Да, ничего не поделаешь… - мягкий голос звучит грустно, опытному уху удалось бы различить в нем подавленное чувство вины. – Ты быстро обучаешься…
        Серые пальцы щелчком сбрасывают белую фигуру с доски.
        Офицер с тихим глухим стуком падает на покрывающий каменные плиты пола ковер…

***
        Северус Снейп сидел в вагоне обыкновенного маггловского поезда, небрежно откинувшись на мягкую спинку дивана.
        Снейп всегда предпочитал ездить в таких поездах. Они были честнее высокомерного Хогвартс-экспресса. Поднимаясь на подножку вагона самого известного поезда для магов, человек попадал в подчеркнуто колдовской мир. Ни единого указания на то, что магглы вообще существуют. Конечно, в маггловских вагонах тоже нельзя встретить ничего магического, но не-волшебники и не подозревали, что пространство этой реальности с ними делит мир колдунов, волшебных палочек, заклинаний… И Запрещенных проклятий. Счастливые…
        Ритмичный перестук колес на стыках рельсов навевал вязкую ненужную дремоту. Снейп прикрыл глаза и сквозь завесу темных ресниц смотрел за окно, почти не фиксируя в памяти проносящиеся мимо вагона идиллические картины природы. Только красное закатное солнце приковывало взгляд, не давало забыться и отдаться власти обычных для профессора снов-воспоминаний. А он так устал… Смертельно устал… О, какой точный невольный каламбур: вот уж действительно – смертельно. Тонкие губы слегка изогнулись в иронической улыбке…
        Профессор зельеварения, бывший активный Упивающийся смертью, а теперь личный осведомитель директора Хогварца, ехал в имение своего хорошего друга Люциуса Малфоя, правой руки Сами-Знаете-Кого, его штатного палача, наслаждающегося своей ролью.
        Люциус Малфой - друг, однокурсник, первый заводила и стратег среди слизеринцев своего поколения, человек, в которого молодой Северус был отчаянно и безнадежно влюблен.
        Северус Снейп ехал к Люциусу Малфою для того, чтобы умереть.
        Профессор хорошо знал, что Господин уже подписал его смертный приговор, и ничто из того, что Снейп может попытаться сделать, не отсрочит приведение этого приговора в исполнение.
        Знал об этом и седобородый светлый маг - директор Хогварца.
        Какое-то время назад Снейп перестал быть необходимым обеим борющимся сторонам в этой странной многоходовой комбинации, суть которой он сам перестал понимать уже давно. И они пожертвовали им.
        О, конечно, не так, как жертвуют мелкой пешкой в волшебных шахматах. Его отдавали скрепя сердце, как отдают ценную фигуру ради маневра еще более ценной.
        Возможно, голова мудрого директора Хогварца теперь склоняется в неком подобии сожаления, а душа его оплакивает потерю… Но старый волк все же ничего не сказал Северусу, когда, давая последнее задание, отправил в Имение Малфоев. А ведь не знать о роли Люциуса в делах Лорда этот лицемер не мог. Впрочем, Снейп и сам не был дураком - несложно было догадаться, что ему уже не удастся поучаствовать в следующем раунде игры.
        Северусом Снейпом жертвовали ради Гарри Поттера. Он всегда знал, что мальчишка принесет ему только неприятности.
        Но он слишком устал и не хотел бороться.
        Эти шпионские и дипломатические игры, хитрые интриги, скользкие фразы, таящие за своей внешней простотой столько невидимых, ощутимых лишь на грани сознания смыслов… Множество людей считали, что изобретательный ум Снейпа создан для такого рода деятельности. Что в его натуре таилось полученное от природы умение виртуозно лгать и изворачиваться. Они ошибались, и так сильно… Северус был нелюдим, но прямодушен, и все эти годы прилагал просто нечеловеческие усилия, чтобы соответствовать, чтобы оправдать ожидания, чтобы его скольжение по краю хотя бы издали казалось легким и грациозным… И теперь он просто сломался.
        Ах, как он устал, устал, устал...
        Это давно должно было закончиться, и теперь все так и произойдет… Так или иначе - он освободится.
        Северус Снейп сделал свой выбор.
        Сейчас подобную задачу предстояло решить Люциусу Малфою. Возможно, и он тоже устал… По губам Снейпа вновь скользнула улыбка. Он отдавал себе отчет в том, что это было маловероятно.
        Люциус любил убивать.
        Простое действие он превратил почти в искусство. Ему нужна была охота, запах страха жертвы. Нет, он загонял зверя не физически, не устраивал кровавой и бессмысленной бойни, чем грешили многие Упивающиеся. Наверное, именно поэтому не они, а Люциус имел честь быть исполнителем самых деликатных поручений хозяина. Как, например, убить бывшего сторонника, ставшего врагом… Малфой предпочитал психологическое преследование, молниеносное чередование вопросов и ответов, тестов и загадок, которое создавало у жертвы обманчивое впечатление, что она может ускользнуть. Если только ей все же удастся достучаться до души странного существа, которое после первого часа беседы у камина начинало несчастным обреченным казаться почти божеством. Они никогда не ускользали, никогда… Ни одному человеку не удалось нащупать слабинку в душе Люциуса. Он холодно и с удовольствием лишал жертву жизни и присоединял еще одно воспоминание к своей коллекции. Люциус Малфой коллекционировал людей. О, такие экземпляры – не редкость, они собирают в своих старинных замках и новомодных пентхаузах изысканные компании, включающие в себя самых интересных, талантливых и обсуждаемых в мире людей, и наслаждаются жизнью, плавая среди умных и утонченных разговоров, не понимая их смысла. Вот только подобные личности предпочитают для коллекции живые экземпляры. Малфой собирал коллекцию покойников.
        Северус Снейп прекрасно знал, какое решение примет его друг. Только предпочитал еще какое-то время обманывать себя. Не то чтобы ему так сильно хотелось продолжать жить, но все же его не оставляла эта надежда, надежда на то, что стоит Люциусу принять верное решение, и жизнь еще может быть если не прекрасной, то спокойной. Что жизнь еще может быть…
        Во что может верить человек, который предает сам и которого множество раз предавали другие, даже тот единственный друг, отступничество которого еще могло причинить душевную боль? Снейп и не верил ни во что. Он знал одно: Люциус Малфой - это лучшее, что было в его странной, неприкаянной жизни. Даже не сам милорд Малфой, который, если исключить странное увлечение убийствами, был вполне банален, а те страсть, нежность, любовь - настоящая и очень глубокая, которые Северус Снейп, лучший студент своего курса по зельеварению, испытывал к блестящему аристократу Люциусу Малфою, старосте Слизерина. В жизни Снейпа просто не было ничего, что могло бы сравниться с той бурей чувств, захвативших душу, заставляющих сердце гнать по венам кровь, а руки леденеть от одного взгляда любимого… Тогда он не спускал горящих огнем нежности и преданности глаз с Люциуса, а по ночам плакал, вцепившись зубами в угол подушки…
        Изнурительная, долгая, но прекрасная болезнь - острая форма влюбленности… Со временем безумие, конечно, прошло, и сейчас ничто не могло сильно взволновать Северуса: в жадную топку того урагана эмоций было брошено слишком многое. Сердце, нервы, душа… Все выгорело… Но все же в памяти сохранились четкие и яркие образы того времени. Поэтому даже в нынешнем состоянии смутная тоска иногда вползала в сердце, нашептывая глупые желания, мечты…
        Снейп на какое-то время перестал общаться с Малфоем. Ему удавалось успешно заниматься своими исследованиями в рядах Упивающихся, не задумываясь о проблемах более глобальных, чем неровно нарезанные хвосты ящериц. Казалось, чувства ушли безвозвратно и не требуют реанимации, и душа смирилась со спокойным и холодным существованием, но все изменилось, когда Северус увидел, что Люциус, который никогда не был излишне злобен, скорее равнодушен, стал убийцей. Даже не так: мастер зельеварения перешел на сторону светлых сил, увидев выражение странного, почти мистического экстаза, с которым Малфой произносил приговор над очередной загнанной жертвой…
        Снейп вздрогнул, услышав гудок тепловоза, сигнализирующий о том, что его путешествие подошло к концу.

***
        - Северус, ты все-таки приехал, - радушный хозяин распахнул перед Снейпом дверь комнаты для гостей, демонстрируя шикарную постель и лепнину на потолке.
        - Люциус, - Снейп криво усмехнулся и продолжил все так же насмешливо и саркастично, как умел только он: - Давай не будем строить из себя девственниц перед первой брачной ночью, просто потому, что такие экземпляры – слишком большая редкость… Я знаю, для чего я здесь…
        Широкая улыбка Малфоя сменилась настороженностью, в глазах загорелся азарт охотника, начинающего преследование:
        - Ты приехал, хотя знал, - Люциус почти пропел фразу, длинные гласные терзали слух.
        Тон Малфоя как нельзя лучше отражал его мысли. В душе Люциус уже снял с себя ответственность за убийство, которое готовил. В конце концов, Снейп знал, куда и зачем едет, и все-таки – он здесь.
        Значит – сам виноват.

***
        Они сидели у камина в гостиной и смаковали отличный бренди из самых старых запасов Имения Малфоев. Снейп понимал, что этой последней любезности не удостаивался прежде никто, и в душе шевельнулось странное чувство почти благодарности за то, что его все-таки выделяют из сонма безликих и безголосых жертв, прошедших через подобный неспешный разговор ни о чем, маскирующий надежду жертвы и удовольствие палача.
        Ах, как бы повернуть разговор в нужном направлении… В конце концов, Снейп, глядя прямо в глаза Малфоя с плавящимися в глубине смешливыми искорками, произнес:
        - Ты ведь понимаешь, что если мы сейчас сбежим вместе, он никогда не найдет нас… Не так уж он могущественен…
        Насмешка в глубине серых глаз стала более явной:
        - А твой обожаемый директор?
        Снейп пренебрежительно махнул рукой:
        - Этот и не будет искать. Кто такие Северус Снейп и Люциус Малфой по сравнению с вопросами устойчивости мироздания?
        - А теперь объясни, зачем бы я стал делать такую глупость.
        - Мы жили бы вместе в маленьком домике в горах, возможно, наша жизнь не была бы такой уж счастливой, зато спокойной… Мы могли бы начать все сначала… Разве тебе не надоело быть пешкой в чужой игре?
        - С чего ты взял что я – пешка? Я гораздо более ценная фигура, - ни следа манерности в быстрой, как укол рапирой, реплике Малфоя.
        - Ну, ведь решаем все равно не мы, - мягко сказал мастер зелий.
        Снейп смотрел прямо в глаза Люциуса. Теперь в них не было усмешки. Только злость и еще какое-то странное неопределенное чувство… Неуверенность? Северус ждал, что еще миг – и произойдет чудо, вот сейчас твердые губы приоткроются и произнесут:
        - Хорошо, давай уедем вместе…
        Твердые губы приоткрылись и произнесли, чуть заметно дрогнув:
        - Авада Кедавра.
        «Ах, глупец, размечтался», - последняя мысль, последний проблеск сознания и последняя ироничная полуулыбка. Северус Снейп смеялся над собой…

***
        Смерть расслабила мышцы. Судорожно стиснутые в кулаки пальцы Снейпа разжались, открывая беззащитные розовые ладони с четкими белыми следами в тех местах, где сильно врезались ногти…
        Люциус подошел с выражением почти неверия на лице, которое быстро сменилось победной усмешкой: «Я все же сделал это. Лорд будет доволен».
        Улыбка пропала… Люциус Малфой присел на корточки рядом с трупом. С видимым усилием он перевернул тело на спину и аккуратно, почти нежными, любовными движениями поправил растрепанные волосы Северуса, вытер с висков еще тепловатый пот…
        Короткое заклинание - и через мгновение от тела не осталось даже пепла. Люциус Малфой долго сидел на полу. Каменные плиты не сохранили очертаний фигуры, но убийца все еще видел черные волосы, бледное, такое отрешенное и спокойное после смерти лицо друга…

***
        Пухлые, холеные руки, принадлежащие следящему за собой пожилому человеку, с молниеносной быстротой передвигают по доске белые шахматные фигуры.
        Молчание… Только негромкое потрескивание дров в камине…
        - Сегодня слона теряешь ты, – во властном, глубоком голосе - удовлетворение.
        - Ничего не поделаешь, - в шипении не слышно ничего, кроме равнодушия.
        Белые гладкие пальцы рванулись к выточенной из черного оникса фигуре офицера, костлявая рука поползла в том же направление. Руки соприкоснулись на вещице…
        Серые худые пальцы робко и нежно погладили белую полную ладонь…
        Альбус Дамблдор промедлил почти секунду, прежде чем выдернул свою руку из-под ледяной ладони Лорда Вольдеморта…
        Фигура черного офицера упала на каменный пол и раскололась на несколько частей.