Автор: Vicious Lucius (Порочный Люциус)
Бета: Lord Voldemort
Рейтинг: NC-17
Категория: Slash
Пейринг: Люциус Малфой/Регулус Блэк
Жанр: Angst/Dark
Саммари: Обыкновенная история из жизни Люциуса Малфоя, случившаяся в 50 футах под землей, среди запаха сырости, разложения и неизменной боли от Круциатуса...
Предупреждение: Насилие, грубое нарушение учительской этики.
Дисклаймер: Персонажи и мир заимствованы у Роулинг, остальное взято в долг у собственного жизненного опыта и драконьего полета фантазии.
Статус: закончен

---

         Признаться, я словоохотлив, это подмечал мне педантичный Снейп, и люблю рассказывать о себе, о своей жизни, заниматься тщательным описыванием своих эмоций и поступков, ими сопровождаемых. Весьма ценный для следствия экспонат, казалось бы. Но навряд ли, можно надеяться, что я выдам подхалиму-собеседнику или шершавой бумаге какой-нибудь невероятно компрометирующий меня секрет. Мой Думоотвод сказал бы вам гораздо больше. А это лишь крохи грандиозного пиршества порока и отчаянья, в которое я превратил свою жизнь в 22 года и чьими объедками до сих пор позволяю кормиться облезлым псам, жадно глазеющим издалека на мое изобилие. Сегодня мне вспомнился, пожалуй, особо лакомый кусочек моей неугомонной жизни, который посмел однажды встать у меня костью в горле.
         Шел памятный 1979 год, конец февраля. Если попытаться описать, то все происходило именно здесь в моем уилтширском поместье, причем точно в таком же помещении, как мой просторный кабинет, где я сейчас монотонно скриплю пером в свете множества языков пламени, пляшущих в камине, только в 50 футах под землей, среди запаха сырости, разложения и неизменной боли от Круциатуса...
        
         ***
         Никто не одевал масок и капюшонов, ведь кроме глаз наших пленников, глаз заплаканных, злых и обречённых на смерть, нас никто не мог видеть. Ничтожества, магглы и грязнокровки, наполняли каменный каземат своей вонью гораздо сильнее, чем разлагающиеся трупы авроров, неубранные специально, и покрытый старой и едва подсохшей кровью пол. Но уловить эту мерзкую примесь в воздухе мог лишь чистокровный аристократ, твердо убежденный, что с каждым слетевшим с его палочки непростительным заклятием он на шаг приближается к Мечте. У каждого она была своя, блиставшая на горизонте скорой победы Пожирателей Смерти, как пленительная гладь котла, до краев наполненного Феликс Фелициус. Моя Мечта в идеале состояла из Власти, и к ней я готов был идти, если потребуется, семимильными шагами. Но я, Крэбб, Гойл, братья Лестрейндж, Розье, Долохов, МакНейр, иногда и Мальсибер или Нотт, собирались там отнюдь не для того, чтобы придаваться мечтам, напротив, мы глумливо заявляли, что несем службу в то время, как развлекались с пленниками в свое удовольствие. Как нам и полагалось, мы ненасытно пожирали чужую смерть.
         В тот день, я в очередной раз собирался приобщить к темному искусству своего новоиспеченного ученика, потомка древнейшего и благороднейшего семейства, прекрасного чистокровного аристократа, да еще и младшего кузена неистовой Беллатрикс - семнадцатилетнего Регулуса Блэка. Вот уже два месяца, как он ничем не оправдал беспредельную гордость родителей, отдавших мне своего маленького героя, и, что самое ужасное, - доверие Господина, посвятившего его в наши ряды, благодаря моему аккуратному протежированию и даже некоторому поручительству.
         Порочный Люциус: Его щеки так горячо горели, когда он в очередной раз смотрел на корчащуюся на полу молодую грязнокровку, но тонкие пальцы были как сосульки. Я почувствовал это, когда сам заставлял поднимать его руку, сжимающую эту никчемную волшебную палочку из орешника. Поначалу мне даже нравилась его беспомощность, в чем-то походившая на кокетство. Опьяненный безграничной властью моего Круциатуса, обожающими взглядами соратников и вином, я смотрел на него возбужденными и чуть слезящимися от жара факелов глазами, не представляя себе, что ему может не нравиться, все происходящее. Под
        Империусом Долохова женщина сама неистово разорвала на себе одежду и теперь, подставляя нашим взорам свое белое тело, билась на полу в безмолвных судорогах, походивших больше на экстаз, так как Силенцио сковывало ее крики, и лишь по беспрерывному потоку слез из ее молящих глаз можно было понять, что она сейчас ощущает.
        Едва остановив пытку, я тут же заставлял Регулуса повторять заклинание, но его тихий голос дрожал, когда она произносил формулу, и ничего не выходило, однако, он был полон решимости, ведь продолжал пробовать каждый раз, когда я этого требовал. Он слегка подергивал плечами, откидывал заиндевевшими от напряжения пальцами пышную смоляную челку с глаз и проводил в воздухе крест, однако, ничего не происходило. Я терпеливо ждал результатов, как хороший учитель, хотя в душе уже начинал сравнивать это с затишьем готовящейся к броску змеи. Остальные Пожиратели, утомленные однообразием, откровенно потешались над мальчишкой, особенно изрядно подвыпившие Долохов и МакНейр:
        - Люциус, ему это не по уму, разве ты не видишь? Научи его чему-нибудь, что у него лучше получиться, а не то, чего он стоит и рот бесцельно открывает, мог бы лучше удовольствие кому доставить!
        Регулус вспыхнул еще сильнее, отводя свои темно-карие глаза в сторону, как ребенок, который сделал, что-то постыдное на глазах у взрослых. В сущности, так оно и было. А эта сбивчивая тирада, адресованная ему и прерывавшаяся хохотом, была вполне в духе наших тогдашних забав, ведь чопорные охотники, наконец, сбросив маски приличия, в открытую развлекались со своей добычей, упиваясь лучшим французским вином и полной безнаказанностью! Не столько в угоду им, сколько себе, я быстро проводил своими горячими пальцами по его сжимающему рукоятку палочки кулаку, второй, сильно сдавливая его округлое плечо под взмокшей белой рубашкой. Я не сразу понял, что меня возбуждает уже не стонущая обнаженная женщина, а именно мой нерадивый ученик. И он же вызывает во мне куда больше ярости.
        - Еще раз! - резко у самого его уха произнес я, так что он вздрогнул всем телом.
        Я отстранился и, прищурив глаза, наблюдал за слишком ярким, обжигающим румянцем на его гладких щеках, искусанными от волнения губами и толстыми черными прядями, липшими к его влажному лбу. Он встал в глупую стойку, как на школьной дуэли, будто сам собираясь защищаться, и прочертил идеально четкий размашистый крест в воздухе и звонкое "Круцио!" сорвалось с его невыносимо притягательных губ, в которые мне хотелось впиться. Алый луч проклятья молнией пронесся над головой нашей измученной гостьи, ударяясь снопом искр о камень в четверти фута от кожаного сапога МакНейра. Наш любитель мертвых зверюшек взвыл, плюясь от возмущения и направляя кривую палочку на "подлого змееныша", но его самоуверенность больно ударилась о мой красноречивый взгляд, как тяжелый топор с размаху о камень. Не скрою, мне почему-то очень хотелось верить, что это был обыкновенный промах. Теперь я мог излить на мальчишку пьяную чашу своей ярости, и в то же время, понимал, что добрую половину в этом кубке занимает мое вожделение. Мне хотелось наказать Блэка самому. Я окончательно решился на это в тот момент, когда напуганный Регулус отшатнулся от Уолдена и, трогательно защищаясь, прижал руку к груди, цепляясь дрожащими пальцами за свой школьный галстук... Слизеринская серебристая полоска на нем блеснула какой-то удручающей чистотой и невинностью, которой просто не было места в нашем логове порока и смерти. Наверное, никто кроме меня не заметил этого ослепительного отсвета, ударившего мне в глаза, но думаю, желание изжить из мальчишки эту гнетущую непогрешимость появилось у многих. Я сверху вниз посмотрел на него и разрешил ему больше не использовать Круциатус, я сделал это с усиленным безразличием и даже разочарованием, чтобы больнее уколоть мальчишеское самолюбие. Он покорно кивнул и отошел в сторону. Мы же, сковав грязнокровку кандалами, бросили ее тихо стонать у стены, измываясь теперь над ее старшим братом, который все это время был полностью обездвижен подобно статуе, имея, однако возможность наблюдать все, что ей довелось только что пережить...
         Я ненадолго, всего на несколько минут отвлекся от Регулуса, обдумывая свои следующие действия и окончательные желания. И случайно обратил на него взор в общей суматохе агонии парня-аврора, на котором под четким руководством Антонина юный Рабастан с самой серьезной миной практиковал совершенно ужасное разрывающее внутренности заклинание Expelli vicera. Поверьте, я увидел не менее отторгающее зрелище... Регулус рукавом своей рубашки вытирал сочащуюся из носа магглорожденного отродья кровь. Я бросился к нему и, не раздумывая, прошипел "Круцио!" До этого я никогда с ним так не поступал. И сейчас не посмел бы причинять ему муки слишком долго, хотя вид его извивающегося около моих ног тела, едва не заставил меня наброситься на мальчишку прямо при всех. Но никто бы не заметил этого нелицеприятного казуса, если бы по-собачьи жавшийся у стены Розье не расхохотался своим безумным смехом, который поразил меня как крик новорожденной мандрагоры, заставив остолбенеть на месте. Действие проклятья прекратилось. Регулус тяжело дышал и всхлипывал, не открывая глаз. Но уже через пару секунд, которые были похожи для меня на оледенелую вечность, он вскочил и бросился к выходу из каземата, изо всех сил вцепляясь пальцами и пытаясь отпереть тяжелую дверь. Обернувшись, я увидел его проскальзывающую в щель тонкую черно-белую фигурку. Еще мгновенье она отпечатком стояла у меня перед глазами, а я боролся с порывом броситься за ним следом. Теперь моя злость сфокусировалась на омерзительном Розье, который продолжал все так же безудержно смеяться надо мной, опираясь на стену, в паре шагов от меня. Я двинулся на него, но моя рука с силой схватила воздух, зато ублюдок, нарушивший мое пиршество, почти по-девичьи взвизгнул и бросился от меня прочь. Я был намерен задушить его голыми руками. Но он скользнул прямо за разлагающийся труп аврора, подвешенный за запястье на цепи в темном углу пыточной, и едва не толкнул мне его в руки. Я в ужасе отшатнулся, но мне показалось, что остекленевшие глаза мертвеца, который едва не коснулся меня бледно-синей кожей лица, вспыхнули ненавистью, хотя на самом деле в них просто отразилось пламя факелов. Но меня замутило, и я, выругавшись, отступил от Розье, который продолжал прикрываться своим бывшим врагом. Он-то этого аврора неделю назад и прикончил, причем его звали Патрик, также как и отца бедняжки Розье, только это был не спятивший растлитель Ивэн Патрик Розье, а вполе чистокровный, женившийся на маггле, грешник из Департамента магического правопорядка - мистер Томас, которому мы воздали по заслугам. Но Розье не видел разницы, наверняка, представляя себе любимого папашу-извращенца, поэтому и не давал убрать отсюда труп. Он порывисто проводил рукой по его волосам, как бы лаская, говоря что-то на ухо и показывая на меня, а затем опять пронзительно рассмеялся, прижимая мертвого "папочку" к себе, и с силой дёрнув тело так, что оторванная рука покойника осталась с невыносимым скрипом раскачиваться в ржавом наручнике, начал кружиться с ним по комнате, громогласно напевая какую-то французскую песенку, слов которой было не разобрать. Изнемогая от отвращения, не в силах больше смотреть на безвольно болтающуюся голову мертвеца, я наотмашь ударил Ступифаем в вальсирующего с трупом безумца, промахнулся и быстрыми нетвердыми шагами двинулся за дверь.
         В широком коридоре подземелья я услышал отдающиеся эхом торопливые шаги мальчишки, он искал выход, но дверь, ведущая к спасению, была закрыта моим заклятием Коллопортус. Я без труда нагнал его. Теперь он походил еще больше на запуганного зверька, загнанного в угол и трясущегося в предвкушении того, на что я собирался его обречь. Я с удовольствием ждал, что он отдастся на милость победителю, и заговорил с ним почти ласково, самыми банальными словами:
        - Регулус, чего ты испугался? Я не причиню тебе боли, если ты будешь меня слушаться. Хотя твой поступок и заслуживает наказания...
        Не слушая, он бросился бежать, но я схватил его поперек тонкого тела и с силой прижал к себе, так что он мог чувствовать мое возбуждение даже через одежду. Мальчишка продолжал дергаться и кричать. Я грубо зажал ему рот. Другая моя рука во время нашей неравной борьбы оказалась у него под рубашкой, я ощутил под своими пальцами не только влажную бархатистую кожу, но и бешеные удары его сердца. Этот страх распалил меня еще сильнее и, недолго думая, я втолкнул Блэка в винный погреб, у самой двери которого мне и удалось схватить беглеца. Сырой холод резко обдал нашу разгоряченную кожу, но едва ощутимый запах винных паров и брожения, лишь добавил остроты моему желанию. Его сопротивление стало подобно берсеркеру, он пытался кричать и рвался так, будто сражался с хищником за свою никчемную жизнь. Я же с холодной снисходительной улыбкой прижимал его к себе, безжалостно наблюдая, как его глаза цвета влажной смородины наполняются горькими, отчаянными слезами. Я жаждал попробовать на вкус его полные крови, запекшиеся губы. В тот момент, когда мне удалось сорвать с них грубый поцелуй, разрывая зубами и собирая их жар языком, Регулус впился ногтями мне в щеку, обдирая кожу до крови. Я издал глухой вопль неистовства, и причиной тому была не боль от царапины, а бешенство, захватившее каждую частичку моего сознания и тела. Я опрокинул мальчишку на винный бочонок, наваливаясь на него всем телом и больно заламывая его руку за спину, мне даже показалось, что я все-таки ее сломал, но хватки не ослабил, свободной рукой разрывая его ремень и брюки. Теперь его страх стал сковывающим, сердце продолжало биться как птичка в тесной клетке, но он только стонал от боли, всхлипывал, и давился рыданиями. Я без малейшей тени ласки провел рукой по его узким стройным бедрам, бесцеремонно дотрагиваясь до входа в его тело. Здесь Регулус был таким же горячим. Но он был слишком тугим, чтобы хоть один палец мог войти в его девственное тело. Он весь дрожал и напрягался еще сильнее.
         Мой взгляд упал на ряд полутровековых вин, лежащих в деревянном шкафу. Я схватил с полки бутылку одного из моих самых дорогих коллекционных вин и безжалостно отбил её горлышко о латунный кран бочки, заворожено глядя на стекающие по моей руке красные струйки. В тот момент моей ярости едва не хватило на то, чтобы засунуть острую, сочащуюся бутылку прямо в его тело, а потом с садистским удовольствием наблюдать, как вино, смешиваясь с его кровью, вытекает из нежного отверстия непокорного мальчишки. Вместо этого, наконец, отпустив его несчастную руку, которую он так и не смог разогнуть, я раздвинул бедра Регулуса и вылил туда немного вина. Оно красными ручейками полилось по его спине и ногам. Я плеснул жидкость себе на руку, и тут же скривился от щиплющей боли, я не заметил, что порезал руку об отбитое горло бутылки. Торопливо и не слишком осторожно фалангу за фалангой я погружал сразу два пальца в его зажатое горячее тело. Вместе с вином получалось входить в мальчишку куда лучше, но этого было недостаточно, чтобы принять меня самого. Безжалостно всаживая в него свои длинные мокрые пальцы, я второй рукой вцепился в густые волосы на затылке Блэка, заставляя прекратить кричать. Мое возбуждение было уже на пределе, и я последние разы с силой пронзил его пальцами.
        - Сейчас ты мне за все заплатишь, мой бездарный ученик, - зло проговорил я, проводя своим горячим членом по его влажному от вина и ноющему от моих грубых проникновений отверстию.
        От морального истощения и сжимавшего его тисками ужаса Регулус больше не вырывался, а лишь тихо плакал, прижимаясь щекой к дереву бочонка и царапая его ногтями. Покорный, с обнаженными бедрами, на которых в слабом свете поблескивали винные капельки, с широко расставленными ногами и задранной школьной рубашкой он выглядел необычайно бесстыдно и соблазнительно. Моя страсть кипела как адское бурлящее зелье в прочнейшем котле. Я смочил свое тело вином, и мне необыкновенно захотелось, чтобы мой юный ученик немедленно собрал своим теплым язычком его до капли, но мне подумалось, что такая возможность обязательно появиться у меня позже. А сейчас я, помогая себе руками, начал медленно входить в его строптивое тело. Он резко дернулся от обжегшей его внутренности боли, и я, крепко схватив мальчишку за бедра, резко дернул себе навстречу, безжалостно прокладывая себе путь к блаженству и входя в него уже на полную длину. Он вскрикивал, ныл, стонал при каждом моем движении и даже как-то малодушно и по-детски звал миссис Блэк. Мне было все равно. Я глубоко с силой входил в его жаркое отверстие, наказывая за плохо сданный урок и удовлетворяя свою похоть за одно. Моя учительская этика это вполне позволяла. Я помню, как на моих губах играла довольная улыбка, я долго растягивал свое удовольствие, мучая его. Наконец, волна моего закипевшего желания излилась прямо внутрь маленького жалобно стонущего Блэка, обжигая разорванное тело, и уже через какое-то время мое семя, смешанное с его горячей кровью и дурманящим вином, вытекало из него. Позволив своему ученику безвольно сползти по округлому боку бочонка и опуститься на колени, я с ленивой заинтересованностью ждал, когда же он обернется. В отличие от него я не испытывал ни боли, ни стыда. Не выдержав, я развернул его к себе за плечо, стараясь не заглядывать в потемневшие глаза, словно боясь увидеть в них что-то пугающее, и остановил его мокрое от слез, раскрасневшееся лицо напротив своего покрытого вином и спермой члена. Я заставил-таки мальчишку погрузить его в теплый влажный рот, хотя, разумеется, он был неопытен, и его ели заметные, стыдливые движения языком не принесли мне большого удовольствия. Зато во время того, как он обреченно сосал и облизывал мой член, едва касаясь его своими трясущимися руками, я заметил, что рубашка и галстук моего ученика сильно испачкались, и та серебряная полоска, что едва не ослепила меня праведным светочем в пыточном каземате, сейчас была похожа на грязное пятно, ничем неотличимое от темно-зеленых слизеринских полос… Со временем я научил его еще очень многому, он стал куда более старателен и почти прилежен. Но ровно через год после этого памятного события он нас предал. И темной февральской ночью я без сожаления исполнил свой учительский долг.
         R.A.B.: Я подожду вас в аду, учитель...
         Lord Voldemort: R.A.B. Боюсь даже там ты не сможешь как следует проявить себя, мой маленький напуганный слуга...