Там, на улице, качается повешенный прямо над высоким зарешеченным тюремным окошком фонарь, мерно скрипит, разрезая мёртвую ночную тишину на неровные окровавленные куски. Мы глотаем их один за другим. Это наша последняя ночь - о чём можно говорить?
        У волшебников нет смертной казни, но для нас, Пожирателей Смерти, сделали исключение. Завтра на рассвете всё будет кончено.
        По холодному каменному полу, у самых твоих ног мечется золотое пятно света - туда-сюда, не останавливаясь, не прерываясь ни на минуту. Словно, кроме нас, в этой камере есть ещё один узник, только обезумевший от нашей общей с ним безысходности...
        Ты сидишь неподвижно, как медное изваяние. Я знаю, что с тех пор, как стемнело, ты смотришь всё время на это движущееся пятно света, и губы твои шевелятся в такт скрипу фонаря за окном. Ты молишься? Брось, милая. Религия - всего лишь выдумка глупых маглов. Для нас существует только магия. Но в этот раз даже она нам не поможет.
        Ты плачешь, любимая? Не надо. В этом мире не осталось больше ничего, о чём стоило бы жалеть.
        Да, у нас была Идея. Мы хотели построить новый волшебный мир, в котором не было бы места мерзким маглам с их низменными мыслишками о личном благе, этим человекоподобным существам, способных видеть в россыпи драгоценных камней только кучу денег, а в благородном искусстве магии - лишь потеху своим отвратительным детишкам. Ты будешь смеяться, но они даже устраивают специальные сборища, где пытаются творить чудеса и сами же над этим хохочут. Они называют это - "цирк".
        Наш магический мир почти такой же хрупкий и беззащитный, как ты, моё единственное светлое чудо. И как я, не задумываясь, убил бы любого, посмевшего чем-то тебя обидеть, так я и встал на защиту всего того, что мне дорого: нашего мира, нашей семьи, нашего будущего... Так велела мне моя честь.
        Тёмный Лорд пал. Мы, его армия, остались. Пока.
        Я и не думал, что нас так много. Даже камер в Азкабане на каждого из нас не хватило - сидим по двое, по трое. Какое счастье!
        Дементоров в Азкабане больше нет. После гибели Лорда они разлетелись по всей Англии - ищи их теперь. Это хорошо. Мы можем позволить себе роскошь думать сейчас, о том, о чём хочется...
        В камере холодно - сейчас поздняя осень.
        ...А ведь мы с тобой познакомились осенью, ты помнишь? На тебе было тогда серое с красной отделкой платье, и оно так удивительно не шло тебе! Помню, поразился контрасту между тобой, нежной, светлой, как весенний цветок, и мертвенно серым цветом платья. И отделка эта красная - будто кровь на серых камнях... Совсем, как здесь, на полу и стенах этой камеры.
        Сейчас ты ещё живая, ты дышишь. Есть эти холодные стены, и мерный скрип за окошком, и золотое пятно на полу - оно тоже живое...
        А завтра? Что будет завтра? Одно ясно: что бы ни было завтра, нас - не будет...
        Но пока - я жив. И я могу подойти и коснуться тебя, целовать - до умопомрачения, до остановки дыхания, как не целовал никогда, даже в юности... Да, только сейчас и понимаешь всю неизбежность этого "никогда".
        У тебя холодные руки. Я грею их дыханием. Ты касаешься пальцами моих губ, трогаешь лицо, гладишь волосы... На твоих щеках снова блестят слёзы. Ты отворачиваешься.
        Нет, милая, я не боюсь смерти. Для меня всё потеряло смысл ещё месяц назад, когда погиб Тёмный Лорд. Всё, что было дальше: бегство, съёмные квартиры, поддельные документы, ненастоящие имена, - всего лишь попытка уберечь тебя. Для меня всё уже было кончено.
        И теперь осталось только одно: я люблю тебя, Нарцисса. Люблю с первого взгляда, когда увидел тебя той далёкой осенью 77-го, совсем юную, похожую на первый робкий подснежник - и буду любить до последнего вздоха, который...скоро.
        - Знаешь, за то, чтобы ты жила, я заплатил бы чем-то подороже, чем моя собственная жизнь.
        Ты смотришь на меня с упрёком. Да, конечно.
        Драко. Сын...
        Я был неправ. Тогда, после неудачного покушения на Дамблдора Волан-де-Морт потребовал от него ещё одно убийство в обмен на Метку. Наш мальчик нашёл свой выход. Редкий волшебник, задумав самоубийство, использует Аваду Кедавру. А Драко - использовал. Слишком велико было его отчаяние.
        Я тогда посчитал это слабостью и публично отказался от своего - уже мёртвого - сына. В моём понимании любой мужчина, носящий фамилию "Малфой" обязан...нет, не служить Тёмному Лорду, а просто исполнять свой долг. И не важно, кто руководит армией чистокровных, если она спасает наш магический мир от падения в пропасть.
        Теперь я признаю, что ошибся. Глупый, импульсивный подросток оказался мудрее и дальновиднее нас, взрослых и умных. Он ушёл, не дожидаясь финала, который можно было предсказать ещё тогда. А мы...мы были слепы и продолжали на что-то надеяться.
        На самом деле, всё же было очевидно. Да, нам не хватило камер в Азкабане, но тех, кто нас в эти камеры посадил, ещё больше. Эти вульгарные грязнокровки, вползающие в чистокровные волшебные семьи... Это повальное увлечение магловской культурой... Всё это постепенно разрушает магический мир. Дар магии от поколения к поколению начнёт угасать, древние знания позабудутся... И вскоре нас не останется, наш мир просто-напросто исчезнет под давлением магловского образа жизни, магловских привычек. И мы сами вольёмся в это стадо полулюдей и станем такими же существами, желания которых не выходят за рамки кормёжки, пойла и спаривания.
        Они - те, кто победили, - боролись именно за это. Что ж, пускай и живут в таком желанном для них мире. Я - отказываюсь.
        Встань, милая. Встань в этот световой блик, я хочу видеть тебя - всю, какая ты есть, моё вечное совершенство...
        У тебя измученные глаза, но осанка всё такая же гордая. Это не меняется. Ничто не заставит человека по фамилии "Малфой" опустить голову. Запомни это, Нарцисса. Ничто.
        И - если Тот Свет - не выдумка, я, может быть, смогу попросить у Драко прощения.
        ***
        Сколько же времени мы здесь? Наверно, так выглядит вечность. Тьма, тишина - и золотое пятно света на полу. Кажется, всю жизнь я сижу здесь и смотрю, как мечется у меня под ногами этот блик - влево-вправо, влево-вправо. Это как гипноз. И так тянет в него погрузиться... забыться.
        Нет, я не хочу забывать. Я - Нарцисса Малфой, нахожусь в заключении в тюрьме Азкабан, приговорена к смертной казни, которая назначена на...завтра.
        Впрочем, нет, прежде ведь будет гражданская казнь. Так делали в Средние века. Что ж, видимо, мы снова возвращаемся к диким временам. Ты прав, Люциус, всё катится к чёртовой матери.
        А я, вопреки всему, счастлива. Пусть у меня отобрали волшебную палочку, и я не смогу наложить Круциатус или даже простое Силенцио на тех, кто завтра на площади будет кричать мне: "Воландемортовская шлюха!", и не смогу свернуть шеи тем, кто повесит на шею моего мужа табличку с надписью "Подонок и убийца". Зато никто не отнимет у меня сознания того, что весь этот сброд, который упивается теперь своей победой, не стоит даже моего мизинца. И мы, побеждённые, опозоренные, почти убитые, всё же неизмеримо выше победивших, позорящих и убивающих.
        ...Да, я потеряла сына. Но Драко сам решил свою судьбу, это не сделал за него какой-то там аврорат - сборище поганых грязнокровок.
        ...До рассвета несколько часов. Я смотрю на тебя. Ты всё такой же красивый, как тогда, в ненастный осенний день, когда мы впервые повстречались. У меня просто сердце оборвалось - я и вообразить не могла, что на свете существуют такие люди. Я только смотрела в твои серые глаза и никак не могла насмотреться...
        Я и сейчас смотрю в них. Ты просишь меня подняться. Я встаю с холодного пола, почти не чувствуя своего тела. Завтра оно уже перестанет быть моим.
        Качнулся фонарь-маятник. Вспышка. Твоё лицо - такое же, как в юности, тонкое, гордое. И глаза - сталь с отражённым в ней золотом.
        Я смотрю на тебя, чуть откинув назад голову. Сейчас - моя очередь на вспышку. Мы стоим друг против друга, и фонарь освещает нас попеременно. Ты, я, снова ты...
        Плевать, что будет завтра. Здесь и сейчас - ты со мной, мой единственный любимый на этой земле человек. Мой муж. Мой.
        Руки сами по себе начинают расстёгивать на платье пуговицы - те, что ещё остались.
        ...А завтра, на рассвете, когда за нами придут, можно будет позволить себе одну маленькую прощальную слабость. Замереть на миг в дверном проёме опустевшей камеры (ты выйдешь первым). Коснувшись ладонями двери (пусть только попробуют связать мне руки!), оглянуться. И долгим взглядом посмотреть на то место в углу, где тогда, среди ночи остановилось золотое пятно яркого ненастоящего света. И где провели остаток нашей последней ночи ты и я.
        ***
        - Ну и погодка выдалась! Прямо как по заказу...
        - Не ворчи, Назем. Какой же ей ещё быть - декабрь на носу.
        - Вот именно! Чего, спрашивается, было тянуть целый месяц? Переловить их - всех переловили. У каждого за плечами такой багаж из трупов - хоть святых вон... Какие тут ещё доказательства? В расход - и кончено.
        - Но Гарри же сказал, чтоб по справедливости...
        - Принципиальный он, Гарри.
        - Ох, ну и сырость же... После такой прогулки мне точно ревматизм светит. Нет уж, ребятки, я вам вот что скажу: нету для этих ублюдков справедливости. Они столько невинной крови пролили, что сами уже не люди, а псы бешеные. А собаке - собачья и смерть. Без суда и следствия. Ну, вот, кажись, и приехали. Тпру!
        Огромная, груженая трупами телега, которая вот уже несколько часов, увязая в сырой глине, тащилась по просёлочной дороге, к радости троих живых пассажиров, наконец, остановилась. Запряжённая в неё пара фестралов негромко фыркала, только этим обнаруживая своё присутствие среди густого клубящегося тумана.
        - Ох-х, Флетчер, а поаккуратнее нельзя было? - прошипел Дин Томас, которого после резкой остановки здорово приложило о бортик.
        - А я что могу? Сам видишь, какая дорога, - стал оправдываться тот.
        - Куда приехали-то? - опасливо озираясь по сторонам, спросил Симус Финниган.
        - Всё без обмана, - важно ответствовал Наземникус Флетчер. - Магическое кладбище Нью-Лайф - как заказывали. Вон и могилка уж готова. Я, ребятки, пойду курну, а вы пока брезент снимайте.
        Он вылез из телеги и, оскальзываясь в жидкой грязи, пошёл по направлению к просторной неглубокой яме под густой раскидистой елью - там дождь не мешал закурить.
        - Эх, зря я на это подписался, - клацая зубами то ли от холода, то ли от испуга, простонал очень бледный Симус.
        - Гарри сказал, надо, значит, надо. Должен же кто-то... Ну, не гнить же жмурикам на площади до самой весны! Понимать нужно, - Дин положил ему руку на плечо. - Не дрейфь, дружище. Щас мы их, скоренько... Ну-ка, хватайся с той стороны!
        Общими усилиями они откинули мокрый брезент с того, что осталось от последних Пожирателей Смерти.
        - Симус! - позвал Дин, успевший уже вылезти из телеги и аккуратно сворачивающий большой кусок брезента. - Ты чего там застрял?
        Симус Финниган стоял в телеге во весь рост, среди кучи мёртвых тел, и внимательно глядел себе под ноги.
        - Ты чего? - повторил Дин, ухватившись за бортик и подтянувшись, чтобы посмотреть, что так заинтересовало его товарища.
        - Кто они? - голос Симуса больше не дрожал, только звучал как-то глухо и отстранённо.
        - Эти? - удивился Дин. - Так это ж Малфои! Оба - два: сам проклятый Пожиратель да жена его. Не узнал, что ли?
        - Нет.
        Дин глянул на них ещё раз. И правда, узнать было сложно. Смерть сгладила черты Люциуса, убрала из них эту убийственную надменность и вечное высокомерие. Теперь здесь лежал просто красивый светловолосый мужчина средних лет. Только мёртвый.
        Нарцисса Малфой тоже выглядела странно умиротворённой, будто спала. Мертвецов сваливали в телегу в беспорядке, но как-то так получилось, что сейчас голова Нарциссы склонилась к плечу мужа. По их мёртвым лицам стекали грязноватые струйки воды, но ни он, ни она этого не чувствовали. Казалось, что эти двое счастливы. Что ж, даже в смерти они остались неразлучными.
        - Красивая пара... - после долгой паузы сказал Финниган. - Была.
        - Красивая... Каждой твари - по паре, - хохотнул Дин Томас.
        - Чего ржёте? - встрял неожиданно появившийся из тумана Флетчер. - Постеснялись бы. Кладбище всё же... Эти-то, понятно, и слова доброго не стоят, а вот перед другими покойниками - неудобно.
        - Назем! - вскрикнул внезапно что-то вспомнивший Симус. - Ведь у неё же не было Метки!
        - У кого? - насторожился Флетчер.
        - У Нарциссы Малфой! Я вспомнил: когда зачитывали приговор, её имени не было в списке. Дело отправили на доследование! Так почему же?.. - он снова смертельно побледнел.
        - Ах, эта... - Флетчер снова потянулся за трубкой. - Да, помню. Было доследование. Её...допросили, и она во всём призналась. Сказала, что всё знала о делах мужа и полностью его поддерживала. Её условно признали Пожирательницей. Да брось ты, парень. Все они там, - он мотнул головой в сторону телеги, - одним миром мазаны. Что она, что сестра её.
        - Но ведь это же не честно - обо всех судить по родственникам. Она бы жить могла!
        - Снова Пожирателей плодить? - он обвёл их обоих взглядом. - Эх, братцы, женится вам надо, вот что. Не станете себе голову ерундой всякой забивать. Новую жизнь начнёте.
        - Уже, - Дин широко ухмыльнулся. - Салли Маклагген наконец-то дала своё согласие. Попляшешь ещё на моей свадьбе, а, Назем?
        - Всенепременно! - ухмыльнулся в ответ Флетчер. - Ну, ребята, чего застыли? Сгружай их!