42. Мне не нужно открывать глаза. Я и так слышу шум дождя и понимаю, что опять ничего не вышло. Надо вставать. Надо вставать и делать все заново.
        Не думать.
        Не чувствовать.
        Не вспоминать.
        Просто делать, как решил.
        Если бы я знал, что будет дождь, я выбрал бы другой день. Не потому, что мне не нравится дождь. Нравится. Даже очень. Но я знал, что с первого раза не получится. Сразу знал. Не с первого. Может быть, с пятого... Или с восьмого...
        Сегодня сорок второй.
        Сорок второй день идет дождь.
        И у меня опять ничего не вышло.

        * * *
        Теперь я часто думаю, что мне не следовало тогда вести дневник. Прошло шесть лет, а я так и не смог от него избавиться. Я вел его, чтобы не повториться, не запутаться, не заблудиться в этом дне, потому что он, безусловно, останется самым длинным днем в моей жизни.
        «Дневник одного дня» - вот что следует написать на его обложке. Но я никогда так не напишу. Я не считаю себя обделенным чувством юмора. Возможно, оно немного своеобразное, но оно есть. И даже весьма приличных размеров. Но я никогда не озаглавлю толстую тетрадь, исписанную дважды - сначала в одну сторону, а потом в другую - «дневником одного дня».
        Во-первых, потому, что мне до сих пор не смешно.
        А во-вторых…
        А во-вторых, потому, что это правда.

        * * *
        185. Вот уж никогда не думал, что только после сорока научусь по-настоящему ненавидеть. Мне всегда казалось, что слепая ненависть – удел бездумной юности. Нормальные люди с возрастом становятся только спокойнее, сдержаннее и терпимее.
        Но я его ненавижу. Совершенно точно. Это она и есть. Ненависть.

        * * *
        Сев единственный, кто это читал.
        Долго читал. Потом долго не отдавал. Потом опять забрал и не отдавал.
        Он боялся, что я эту тетрадь сожгу. Или уничтожу как-нибудь другим способом. Я не говорил ему, что не могу этого сделать. Зачем его расстраивать? Он и так заявил, что, будь я в здравом уме, я никогда бы так не поступил. А еще он сказал, что если это когда-нибудь прочтут, то от Мунго мне не отвертеться.
        «Вот и отлично, а то Фадж меня там уже заждался», - я честно пытался отшутиться.
        Тогда он унес мой дневник в третий раз. Опять года на два.

        * * *
        27. Это уже даже не смешно. Как он умудряется так все это проворачивать, что мы с им оба помним о случившемся? Ведь так не должно быть. Совершенно точно не должно. Почему-то мне это даже интересно.
        Интереснее того, что будет завтра.

        * * *
        Сев зря так беспокоится. Все абсолютно нормально.
        Уже через неделю после освобождения я был в Министерстве на большом празднике по случаю победы и вместе со всеми чествовал Поттера. А Фадж сидел в Мунго. И он останется там навсегда.
        С тех пор прошло шесть лет, у меня уже два внука, а Сев все заглядывает мне в глаза, как будто ищет там что-то.
        Не найдешь. И не старайся. Тебе точно не покажу. От тебя ведь потом не отвяжешься.
        Вот с того приема в Министерстве и началась вся нынешняя история.
        - Ах, мистер Малфой, про вас ходят такие жуткие слухи! Говорят, вы триста раз бежали из Азкабана!
        - Триста шесть, - тихо говорю я, не успев сосредоточиться.
        - Что? – весело переспрашивает она. – Извините! Я не расслышала!
        Я уже взял себя в руки, улыбнулся ей слегка насмешливо и собрался ответить…
        - Вы бы, мисс Скитер, шли бы со своими выдумками в те места, где их желают слушать, - Сев моментально нарисовался возле меня. - Мистер Малфой был арестован по ошибке и провел в тюрьме меньше недели. Это для вас новость? Сколько, по-вашему, побегов он должен был совершать в день? Вы в состоянии это подсчитать? Или вам помочь?
        - Пятьдесят, - она перестала улыбаться. – И, между делом, он еще успел свести с ума коменданта Азкабана. Я все равно узнаю правду. Слухи никогда не возникают на пустом месте.
        Нельзя сказать, что я испугался. С чего бы? Даже если предположить, что к Фаджу вернется рассудок, ему все равно не поверят. А если и поверят, то ему же хуже. Незарегистрированный хроноворот, да еще и трансформированный таким диким образом – серьезнейшее преступление.
        - А ведь она докопается, Сев. Такая въедливая… - пробормотал я, глядя ей вслед.
        - Не волнуйся. Противозаконные действия совершал Фадж, а не ты. Ты тут вообще ни при чем. Тебя просто арестовали на шесть дней. Потом отпустили и извинились. Тогда всех арестовывали. Все. Забудь.
        Как бы я хотел, чтобы это было «все». Наверное, Сев прав, и мое место в палате для душевнобольных, рядом с нашим бывшим министром, потому что я тоже навсегда остался в том дне. Просто я сумел это скрыть, а Фадж нет.
        Я навещаю его иногда. Он меня не узнает. Все рассказывает, как перекрывал аппарацию, да как заваливал подземный ход, да как…
        Я слушаю. И вспоминаю.
        Ударится со всего маху об антиаппарационный барьер – это не просто больно. Я бы даже сказал, что это совсем не больно. Потому что не до боли. Ощущение, что ты находишься сразу во всех точках пространства. Точнее не ты, а те частички, из которых ты состоишь. Или состоял. «Собраться» обратно нет никакой возможности. Сознание «не собирается». Невыносимое чувство, будто окружающий мир тебя поглощает, впитывает, и нет вокруг ничего, кроме бесконечности.
        Я не стал описывать это в дневнике. Знал, что и так не забуду.

        * * *
        204. Вчера я снова умер. Утонул. Так странно…
        Странно, что совсем не было страшно, и ни капли не странно, что я все равно проснулся сегодня в своей постели. Фадж явился утром, и, увидев меня, стал хохотать как сумасшедший. От этого я и проснулся. Он вообще как-то не так себя ведет в последнее время.
        Может, притворяется…

        * * *
        Я никогда не писал книг.
        Я не умею.
        Это Сев умеет.
        «Что тут сложного?» - возмущался он, когда я отказался этим заниматься.
        Ему-то, конечно, ничего сложного. Он все время что-то там пишет. В детстве мне казалось, что он делает это прямо носом, но оказалось, что нет – все-таки пером.
        «Ты непременно должен, Люци, потому что…» - дальше он приводил бесчисленное множество невероятно разумных доводов. Всегда разных и всегда бессмысленных.
        Ладно, я напишу. Только я не знаю как. И половину уже позабыл, если честно. А то, что не позабыл, вспоминать не желаю. Но ведь Сева этим не убедишь.
        - Ты вел дневник, - твердо сказал он, когда я пытался увильнуть, сославшись на плохую память.
        - Так я понятия не имею, где этот дневник, Сев! Помню, что выбросить хотел…
        Не судьба. Дневник оказался у него. А я ведь и вправду хотел выбросить, потому что ничего веселого там нет и вспомнить со вкусом совершенно нечего.
        Но не смог.
        - Ты никому этим не навредишь, Люци. Единственный участник этой истории кроме тебя – Фадж, а ему уже много лет все равно. И потом, это будет просто бестселлер. Ведь тебе никто не поверит. Все решат, что это шутка, но будут читать. Ты только представь! Книга, написанная Люциусом Малфоем. Ты сидел в тюрьме шесть дней. На седьмой тебя выпустили. Ни один нормальный человек не поверит, что за это время ты совершил триста шесть неудачных побегов.
        - Два было неудачных, Сев. Только два. Когда он перекрыл аппарацию, и когда завалил подземелья. Да, еще один раз я утонул…
        - Получается три. Остальные ты считаешь удачными?
        Что я могу ему ответить? Да, остальные я считаю удачными. Это изначально была игра на поражение. Я мог надеяться только на случайность. На то, что он забудет, что-нибудь перепутает, не запишет, проспит… Может быть, он тоже делал записи? Хотел бы я на них посмотреть. Когда мы с ним подходили к концу третьей сотни, он уже был безумен.
        А я нет.
        Во всяком случае, я очень надеюсь, что нет.
        Ну что же. Будем работать. За шесть лет я ни разу не открывал эту тетрадь.
        Открываю.
        И просто-таки проваливаюсь в воспоминания, даже не успев приготовиться.

        * * *
        1. С первого раза, конечно, не выйдет. Не даром этот дурень показывал мне хроноворот. «У меня не сбежит ни один преступник, Люциус! Я приготовился! Ни один!» Интересно, ему в Министерстве разрешили пользоваться хроноворотом для предотвращения побегов или это его собственная идея?.. Да и хроноворот-то какой-то странный. Никогда о таких не слышал.

        * * *
        Выиграть в таких условиях было немыслимо. Независимо от того, имел он право пользоваться хроноворотом или нет.
        У меня был один день. Последний. Завтра не существовало.

        * * *
        2. А это даже забавно. Можно будет повторить все как было, избежав при этом встречи с тем бугаем на башне. Палочку искать они уже приходили. Зря старались. Не найдете. Ее здесь нет. Точнее, сейчас она, конечно, здесь есть, но, когда вы приходите по утрам ее искать – ее здесь нет.

        * * *
        Сначала мне действительно нравилось. У него было все. Абсолютно все, чтобы помешать мне. А у меня ничего. Ничего, кроме огромного желания выиграть свою жизнь. У них у всех.
        Даже нет. Оно не было огромным. Не было ни большим, ни маленьким, ни сильным, ни слабым. Оно вообще было единственным. Из него состоял весь мой мир.
        Весь мир того дня.

        * * *
        
        
        3. Фадж приходил. Сразу после авроров. Довольный как сто чертей. Думал, я переживать буду. Очень надо! Зато теперь я точно знаю, что хроноворот у него нелегальный. И совершенно ненормально действующий. Как именно, я пока не разобрался, но только мы с Фаджем понимаем, что сегодня третий день. Авроры, которые обыск делали, обсуждали, что вчера было солнце, а сегодня такой вот ливень с утра...
        Ну, раз у них вчера солнце было, то они точно не в курсе. Еще один плед мне принесли. Удивлялись, что это коменданта на обыски потянуло. А потом и сам комендант пожаловал. Бодрый и счастливый.

        * * *
        Я перевернул тетрадь вверх ногами.

        * * *
        304. С самого утра пришел. Взгляд совершенно безумный. Сел рядом и начал мне рассказывать, какая у него отвратительная должность и как прекрасно он с ней справляется. «Ни один преступник до сих пор не сбежал!» Конечно, не сбежал. Он и комендант-то всего две недели. Скоро год уже, как сидим в этом чертовом промозглом дне. По-моему, он не отдает себе отчета, к кому пришел жаловаться на жизнь. «Вы представляете, Люциус, когда меня сюда назначали, мне не сказали, что тут все время ливень. Я уже здесь скоро год, и каждый божий день идет дождь. Это так неприятно!»
        Если бы он не наложил на себя чары неприкосновенности, я бы его убил. Задушил бы прямо здесь. К сожалению не получается. Я пробовал.

        * * *
        Его погнали из Министерства перед самым концом войны. Он, конечно, виду не показывал, но и так было ясно, что его это убило. Возможно, он сразу немного головой тронулся. Что может быть страшнее признания, что ты не справился.
        Если бы его не сместили с поста Министра Магии, война бы не кончилась никогда. Он был паршивым министром. Для мирного времени, еще ничего, а для войны – слишком трусливым. Вот, чтобы он совсем не раскис, его комендантом Азкабана и назначили. Дементоров там уже года два как не было. Зато Авроров полный штат. Они его любили. Немного подсмеивались, но любили. Я хорошо его знал. Мы много лет общались довольно тесно. Им легко было управлять. Был он человеком неимоверно глупым и совсем не злым.
        Просто очень боялся, что опять не справится.

        * * *
        305. Все. Сегодня последний раз. И все. Мне плевать на возможный приговор, на Фаджа, на Министерство... И на дементоров, которые возвращаются завтра, мне, честно говоря, уже плевать тоже.
        Я больше не могу…

        * * *
        Именно из-за этих жутких тварей я все и затеял. Война кончилась, и дементоры согласились вернуться на службу в Азкабан.
        Одна мысль об этих чудовищах приводила меня в ужас. Я не говорил об этом даже Севу. Зачем ему подобное знание? Вот еще! Он так и не понял, ради чего я устроил себе такую веселую жизнь. Ругался и говорил, что сдуру, от упрямства, из спортивного интереса, от желания, чтобы все в этой жизни делалось по-моему…
        А я просто боялся. Боялся их до потери сознания. Но я же не дурак, говорить ему об этом. И я сказал, что хотел выиграть. У Фаджа.
        И вообще у всех.

        * * *
        306. Все-таки попробую еще раз. Попробую еще раз его убить. Еще раз…

        * * *
        Как он чары неприкосновенности накладывал, я так и не понял. Сев говорит, что это древние родовые секреты, большинству недоступные. Ну и черт с ним. Помню, что было мне уже совершенно все равно, получится или нет, все куда-то уплывало, шумел бесконечный дождь, и присутствовало стойкое желание уснуть.
        И больше никогда не просыпаться.
        «Умрешь!» - шепнул напоследок угасающий разум.
        «Плевать!» - получил он мой искренний ответ.
        Ну… почти искренний.
        Очнулся я уже дома.
        - Что у вас там произошло? - аккуратно спрашивал Сев, сидя рядом с моей кроватью.
        - Ничего не произошло… - равнодушно отвечал я ему, думая о том, что был бы и сам счастлив это узнать.
        - Ты ужасно выглядишь, Люци. Там дементоры были?
        - Нет.
        - Так что с тобой случилось? Ты за шесть дней из абсолютно здорового человека превратился в привидение?
        - Для того чтобы абсолютно здоровый человек превратился в привидение, и мгновения порой достаточно. А у меня было целых шесть дней.
        - Не смешно! Ты знаешь, что Фадж сошел с ума?
        - Я тут ни при чем, - быстро произнес я, отвечая скорей на собственные мысли.
        Не стоило этого делать. Как угодно можно было отреагировать.
        Только не так.
        - То есть ты знал об этом?
        - Предполагал…
        - Авроры говорят, что практически весь последний день вы провели вместе. А до этого Фадж был совершенно нормален. Что ты с ним сделал?
        - Я сделал? Меня в этом обвиняют?
        - Официально – нет. Пока считается, что это он занимался чем-то недопустимым. Он делает очень странные заявления… Но он невменяем. Ждут твоих показаний.
        - Я ничего не знаю об этом, Сев.
        - Это ты скажешь в Министерстве. Зачем ты говоришь это мне?
        И тогда я отдал ему дневник.
        А теперь Сев хочет, чтобы я написал об этом книгу?
        Я знаю, зачем он это делает. Психолог доморощенный.
        Я не умею писать книг.
        Но он ведь не отвяжется…

        * * *
        8. Так я и не понял, как эта мерзость работает, но он хвастался, что это фамильная реликвия, которой не одна сотня лет. Может и не одна. Только какой-нибудь средневековый иезуит мог такое придумать. От настоящего хроноворота и не осталось ничего. Во-первых, он настроил эту штуку так, что день повторяется только для меня и для него. Что само по себе странно, потому что ко мне он с ним не приближается. То есть показывал, но в руки не дал. Никакой цепочки там нет, и часов тоже, а похоже это на большой, размером с ладонь, золотой портсигар. Что у него внутри, я не видел.
        Но это все пустяки. Я не могу понять, почему просыпаясь в одной и той же камере, восьмой день подряд, я до сих пор не столкнулся с собой. При работе обычного хроноворота тут было бы уже семеро одинаковых Люциусов Малфоев. По одному на каждый день.
        И тогда бы мы просто этого урода задушили.

        * * *
        - Вы пришли убить меня, мистер Малфой? Зря беспокоитесь. Вы уже сделали это шесть лет назад. Теперь могли бы и не трудиться.
        Конечно, я сделал это шесть лет назад. «Я все равно узнаю правду! Слухи никогда не возникают на пустом месте!» Она практически поселилась у Фаджа в палате. Все пыталась делать выводы из его бессвязного бреда.
        На патриотическом подъеме, охватившем наше общество после войны, совсем не сложно было сломать ей карьеру. Злоупотреблений она себе позволяла множество, и скандальных репортажей тоже. Никто не понимал, где она брала информацию о деятельности Упивающихся, а Драко знал, что она анимаг. Она пользовалась своими способностями для добычи «горячих» новостей, вместо того чтобы сотрудничать с Министерством. Этого ей не простили.
        - Так и не смогли найти себе занятие по душе, мадам?
        - Что вам нужно? Поиздеваться пришли?
        Глупая женщина. Я бы уж тогда раньше пришел, а теперь-то что?..
        - У меня есть для вас работа.

        * * *
        54. Вчера я впервые напал не него. Просто от… Не важно! Просто напал. Без палочки, правда. И не вышло ничего. Даже дотронуться не смог.

        * * *
        Она переехала жить в Имение. Я решил, что так будет удобнее.
        Надо быстро все это закончить и забыть. Только бы Сев не узнал. То, что я собирался сделать, было сродни тому, как если бы я нанял кого-нибудь пить вместо меня зелья, которыми Сев меня пичкает. Он-то хотел, чтобы я описал эти события и, возможно, нашел их смешными, или еще что-нибудь. Но я точно знаю, что не смогу. Легко ему говорить. Я не умею писать книг. А Рита умеет. Вот пусть и пишет.
        Дневника я, конечно, ей не покажу. Просто представим, как будто я там год сидел, все подумают, что это художественный вымысел, а она сумеет написать так, что это станут читать. Сев от меня отстанет, и все будет хорошо.
        Может быть, мне даже понравится…
        Сам я все равно не справлюсь. От одного вида этой тетради мне становится плохо. Даже когда нет дождя.

        * * *
        202. Если спрыгнуть со стены в море и при этом не разбиться, то заклинания охранников, скорее всего, не достанут. Слишком далеко. Завтра попробую.

        * * *
        Мы договорились практически сразу. Я рассказываю, что позабавнее, она это интерпретирует, как считает нужным, а я потом правлю и вставляю комментарии, если мне хочется что-то добавить.
        Все было бы отлично, если бы я мог вспомнить хоть что-то «забавное». Ну хоть что-нибудь.

        * * *
        281. Если я выберусь отсюда, то уже не смогу понять зачем. Что я, спрашивается, там потерял? Меня никогда не умиляла дикая природа, свежий ветер, запах сена или цветочки на поляне. Там нет ничего, что было бы мне жизненно необходимо. Кроме самой жизни, которая тоже, в общем-то, уже не очень нужна. Просто она моя.
        А я не отдаю своих вещей!
        Никому и никогда!

        * * *
        Как-то очень быстро я сообразил, что не желаю видеть книгу написанной от первого лица. Просто не желаю, и все. Объяснить, почему не желаю, я так и не смог, хотя пытался, и Рита предложила писать от третьего.
        - А как же тогда… - засомневался я.
        - Вот «тогда» и решим, - бодро перебила она.
        Да уж. Приличные манеры точно не ее сильная сторона. Хотя ну какая мне, в сущности, разница.

        * * *
        94. Может, просто превратить его во что-нибудь? Правда, трансфигурация не мой конек, но ведь мне не важно, что получится. В какой-нибудь неодушевленный предмет…

        * * *
        Она задавала мне множество бессмысленных вопросов. То есть, это я поначалу полагал, что они бессмысленные, пока она не показала мне свое творение.
        - Вы любите побережье?
        - Что? – меня аж передернуло. – Нет!
        - Лето?
        - Нет.
        - Птичье пение?
        - НЕТ!
        - Что же вы любите?
        - Абсент.
        - Вино?
        - Да, пожалуй…
        - Сына?
        Такие резкие переходы здорово выбивали меня из равновесия, пока я не вспомнил, что она все-таки журналистка, а не мать Тереза.
        - Разумеется.
        - Дочь?
        - Да… Нет! У меня нет дочери!
        - Вы уверены?
        - Мисс Скиттер!
        - Извините, я увлеклась. Что-нибудь еще?
        Мое терпение кончилось.
        - Да. Я очень люблю накладывать «Imperius» на людей, которые задают много лишних вопросов. И не только «Imperius», можете мне поверить.
        - Отлично, - она встала, деловито собрала бумаги, и два дня я ее не видел.
        От результата нашей беседы у меня чуть дым из ушей не пошел.
        «Мистер Малфой не любил солнце, потому что оно слепило глаза, не любил ветер, потому что от ветра всегда холодно, несмотря на меховые плащи, не интересовался звездами, потому что они не представляли для него никакой ценности, один раз в жизни был в лесу и впечатления от этой прогулки у него остались весьма мрачные, впрочем, это было еще в школе, а на цветы у него была аллергия. В общем, он не любил природу, и она его тоже вниманием не баловала.
        Зато он любил старые замки с высокими стрельчатыми окнами, любил, чтобы ему подчинялись и не перечили, любил хорошо покушать и сладко поспать, любил иногда напугать окружающих.
        Таким образом, совершенно непонятно, что именно не устраивало мистера Малфоя в Азкабане. Там не было ни солнца, ни ветра, ни звезд, ни травы, ни цветов. Там не было ничего из того, что он не любил, и присутствовало все, что, по его представлениям, было ему необходимо. Старый замок, высокие окна, вежливая охрана, прекрасный стол, море свободного времени.
        Но человек – существо загадочное, непознанное и непредсказуемое. Зачем нужно стремиться к совершенно ненужным вещам? К небу, которое неинтересно, к цветам, от которых плохо, к ветру, от которого холодно, к морю, которое пугает?»
        Я понятия не имел, плакать мне или смеяться. Заавадить ее сразу или сначала… Ну, это я так…
        - Вы… вы издеваетесь?
        - Если вам угодно, чтобы это читали, то будет так, а если у вас другие цели, то надо было предупреждать заранее.
        Честно говоря, цель у меня была одна, чтобы Сев от меня отвязался. Но не мог же я сказать ей об этом.
        - И вы действительно полагаете, что это станут читать?
        - Конечно!
        - Ради Мерлина! Кто? Кто станет читать подобную чушь?
        - Да все.
        - Может быть, вы напишете ее от своего имени?
        - От моего имени никто читать не станет. Вы здорово об этом позаботились, а от вашего…
        Ой, какой кошмар!..
        - Мне категорически это не нравится.
        - Редактируйте!
        - КАК? Тут нельзя оставить ни одного слова, кроме предлогов!
        - Оставьте предлоги.
        Она совершенно не смущалась. И не расстраивалась.
        - Я вас убью, - произнес я в отчаянии, понимая, что это не поможет.
        Она засмеялась.
        - На самом деле это аннотация. Краткое содержание. Завлекалочка. Я очень вам советую это оставить.
        - Кого намерены «завлекать»?
        - Я и обложку придумала.
        Я похолодел.
        - Ваш портрет. Будет вытягивать руку вперед, указывая на читателя, а визу пустим бегущей строкой: «А ты пробовал сбежать из Азкабана?!»
        Она сошла с ума… Совершенно точно… И тут я засмеялся.
         * * *
        95. У меня просто в голове не укладывается, как работает его хроноворот. Я не в состоянии это понять. Я сделал из этого урода клюшку для гольфа и сломал ее о колено. С огромным, надо сказать, удовольствием. Я даже снова добрался до берега. Но сегодня он опять явился ни свет ни заря и очень веселился, желая мне удачного дня.
        - Вам не надоело, Люциус? Все равно ведь ничего не получится!
        - Я не понимаю о чем вы, - широко улыбнулся я ему в ответ. – Смотрите-ка, дождь! А вчера была такая прекрасная погода.
        Веселья у него сразу поубавилось. Я еще изначально решил, что ни за что не дам ему понять, как мне опротивел четвертый месяц льющий за окном дождь. Пусть думает, что только ему так плохо. А мне хорошо.
        И пусть сдохнет от этого.

        * * *
         Судя по всему, мне придется писать эту чертову книгу самостоятельно. Абсолютно невозможно позволить Рите Скиттер сделать из меня посмешище.
        Может, она нарочно…
        Я был совершенно уверен, что она может написать что угодно.
         * * *
        111. Вчера он перекрыл аппарацию. Практически у меня перед носом. То есть в самый последний момент. Я еще успел подумать: «Что-то сейчас будет!..» Кто бы сомневался! Никогда этого не забуду. Даже если доживу до трехсот лет, что очень сомнительно, потому что или это все закончится в самом ближайшем будущем, или я не доживу даже до пятидесяти.
         * * *
        От того, что я написал сам, Рита пришла в восторг.
        - Это просто замечательно, мистер Малфой! Я буду писать художественную часть, от которой у читателей слезы польют в три ручья, а вы - техническую. Таким образом, наша книга будет не только бить на чувства домохозяек и остальной слабонервной публики, но и носить практический характер.
        Какой ужас! Она хочет, чтобы читатели меня жалели?! Я убью ее. Прямо сейчас.
        - Исключено, - я посмотрел на нее самым «ледяным» и «уничтожающим» взглядом, который только смог изобразить.
        Если бы я знал, что она мгновенно поймет, почему я разозлился, то воздержался бы. Точно бы воздержался.
        - Вас никому не будет жалко. Жалость и сопричастность лирическому герою, совершенно разные вещи. Читатели должны мечтать, чтобы у вас все получилось. Понимаете?
        Я не понимал. Я вообще не понимал, как кто-то может мечтать, чтобы бывшему Упивающемуся Смертью удалось бежать из тюрьмы. Ну, кроме очень близких родственников.
        Суть моих сомнений она определила мгновенно.
        И опять засмеялась.
        - Вы думаете совершенно не о том. Война давно кончилась. Большинство магов она и не затронула вовсе. Они как жили в своих деревнях, так и живут. Для них война – романтика…
        - Что?..
        - Люди, которые не знают, что такое война, и вообще малообразованны, представляют ее несколько в романтичном ключе. Да, Темного Лорда победили. Именно поэтому он войдет в историю с ореолом мученика и жертвы. «Неизвестно еще, что там было на самом деле», - будут говорить через десять лет. А через пятьдесят и подавно. Министерство сделало очень популярную вещь, объявив амнистию. Вас всех признали действовавшими не по своей воле. А так как Темного Лорда больше нет, то в глазах огромного большинства людей, которым не посчастливилось познакомиться с представителями вашей организации лично, вы все являетесь его жертвами. А потом жертвами Министерства. Если бы вас всех не отпустили еще тогда, скорее всего, им все равно пришлось бы со временем это сделать.
        - Почему?.. – я никогда в жизни не глядел на все это под таким диким углом зрения.
        - Потому что все это невероятно романтично выглядит. Для тех, кто никогда этого не видел. Таинственная организация, кладбища, маски… Потом приходят авроры, и все вы оказываетесь в тюрьме. А за что вы там боролись? За чистоту крови? Да, об этом не принято говорить, но об этом многие думают. Идея-то как хороша! Пока не столкнешься с ее реальным воплощением. А с этим мало кто сталкивался. Так что любой обыватель будет читать нашу книгу как приключенческий роман…
        А не обыватель будет читать, чтобы понять, что там еще этот мерзавец Малфой наворотил.
        Мне определенно нравится эта идея. Не такую уж Сев и ерунду придумал.
         - …и мечтать, чтобы вы, наконец, сбежали. И ненавидеть Фаджа, который в их глазах, не справившись с постом министра, стал тюремщиком. Вы представить себе не можете, как выигрышно можно показать вас, и как безобразно Фаджа!
        - Не надо… - вдруг сказал я ей и сам себе удивился. – Я… не хочу.
        - Не надо, так не надо, - легко согласилась она. – Все равно контраст получится. На его стороне стены, авроры, все что угодно, а на вашей…
        - Хорошо. Я… понял.
        Слишком близко она подошла к правде. Это совсем не годилось и абсолютно меня не устраивало. Я вовсе не хочу потом бояться открыть эту книгу так же, как я боюсь открыть дневник.

        * * *
        36. Слышал я когда-то, что тут есть подземный ход. Прямо до берега. Надо будет попробовать поискать.

        * * *
        Так мы это и писали. Перед каждой главой я вставлял технические рекомендации. Рита говорила, что это шикарно и очень смеялась. Почему она смеялась, я не понимал, но и не волновался особо. Я ей верил. Раз она говорит, что шикарно, то и ладно. Мне не нужно ни денег ни славы, мне нужно все это закончить побыстрее, и чтобы Сев от меня отстал.
        «Основные правила заключенного, решившегося на побег:
        1. Сначала определите, а нужно ли вам это.
        2. Если точно уверены, что нужно, то решите зачем.
        3. Если засомневались, то можете эту книгу закрывать. А если вы точно уверены, что нужно, и точно знаете зачем, тогда продолжим. Надеюсь, что когда вы дочитаете до конца, то поймете – ничего плохого в Азкабане нет и бежать из него совершенно незачем».
        Дальше шла «лирика», как Рита это называла. Каждый раз, когда я эту «лирику» читал, у меня портилось настроение, поэтому очень быстро я это прекратил. Спорить с ней все равно было бесполезно. На все мои претензии она с готовностью отвечала: «Правьте!»
        Издевалась, наверное.
         * * *
        144. Вчера обрушил им восточную башню. Просто так. Чтобы побегали. Все равно сегодня на месте. Завтра можно будет северную попробовать. А сегодня выходной. Что-нибудь строго традиционное. И только после обеда. Без обеда мысли всякие в голову приходят. Неправильные.

        * * *
        «Если у вас есть волшебная палочка, то считайте, что вы уже убежали. Но если вы все-таки решите ее использовать, то подумайте еще раз, зачем вам все это надо».
        С палочкой мне невероятно повезло. Хотя, если принимать в расчет последующие события, то скорее чудовищно не повезло.
        Потому что не будь у меня палочки, так и не задумал бы я эти побеги. Из которых только три я считаю неудачными, а триста три – удачными. Потому что триста три раза мне удалось добраться до берега. Если бы это была игра, я получил бы массу призовых очков. Неудачный исход – меньше процента. Учитывая погрешность, мои побеги можно считать стопроцентно удачными.
        К сожалению, это не была игра, и призовые очки мне никто не предлагал. Считать проценты тоже.
        Если бы у меня не было палочки, я бы в полном ужасе, глядя на дождь за окном, спокойно дождался бы следующего дня, когда нас всех отпустили по домам вместе с аврорами, оставив вновь прибывшим дементорам каких-то двух сумасшедших убийц, сидящих там еще со времен Гриндельвальда.
        Потом я часто думал, что эта волшебная палочка была проклята ее прежним владельцем. Когда меня арестовали, у меня их было две. Одна моя, которую мгновенно конфисковали авроры, а вторая эта – которую не заметили, потому что не искали.
        Кто на кого там перед этим напал, я уже не припомню. Путаница была знатная, и мы с Руди вместе отбивались от каких-то неизвестных личностей. Помню только, что маг этот был в сиреневом плаще и как только выкинул руку вперед, я его обезоружил. А Руди убил. Так его палочка у меня и осталась.

        * * *
        67. Вчера он явился с двумя аврорами. Напоил меня веритасерумом и выяснял, где волшебная палочка. Угу. Выяснил. Три раза. Как будто я не знал, что ты сообразишь рано или поздно, что она у меня есть. Так она у меня есть, когда меня здесь нет. А когда я в камере – никакой палочки нет. Неужели ты хоть на секунду мог себе представить, слабоумное животное, что я стану рисковать единственным средством спасения, которое у меня осталось.

        * * *
        Я заранее продумал, где ее держать, чтобы они не нашли. За окном, конечно. Таким образом, ее не было не только у меня, а вообще в замке. Ни веритасерум им не помогал, ни поисковые заклинания. Ух, как он бесился, что не могут найти. В итоге решил, что я ее в середине дня где-то «добываю», потому что я упорно делал вид, что про хроноворот ничего не знаю. Кажется, в итоге он даже поверил.

        * * *
        252. Сегодня утром, он чуть не задушил меня. Трое авроров оттаскивали. Кричал, что ненавидит преступников, которых вынужден охранять, потому что все мы… Короче, он первый раз так сорвался. Глаза совершенно сумасшедшие...
        А ведь я попал…
        Мне здесь только рехнувшегося коменданта не хватало.

        * * *
        Я читал ее тексты, и как в самый первый раз, не знал плакать мне или смеяться.
        «Комендант Азкабана был самым несчастным человеком во всем магическом мире. Во всяком случае, он искренне так считал. Не то чтобы ему не нравилась его должность. Нравилась. Даже очень, но уж больно хлопотно».
        Дневник я сделал из шейного платка. Никаких подозрений, разумеется, подобный элемент гардероба вызвать не мог. Помню, радовался безмерно, когда все-таки выяснил опытным путем, что записи в нем сохраняются.
        По глупости радовался.
        Мне эта тетрадка даже снится до сих пор.

        * * *
        17. Если удастся этот несчастный хроноворот уничтожить, то сразу все получится. Но он же бережет его, как зеницу ока. Фетишист чертов.
        Мерзкий извращенец.

        * * *
        Когда они объявили, что он неизлечим, я заставил себя сходить его навестить…
        Впрочем, кого я пытаюсь обмануть!
        Я рвался к нему с самого первого дня, как он попал в Мунго. Если бы не Сев, я побежал бы туда прямо в пижаме, не успев до конца прийти в себя.
        Меня просто трясло, когда я открывал дверь его палаты.
        Он был таким же, каким я привык его видеть последние четыре месяца. Абсолютно таким же.
        И как же он обрадовался!
        - Какое счастье! А я-то все думал, куда же вы делись?! Вы…
        Он не узнал меня.
        Сев был прав. Сто раз прав, когда сходу обвинил меня в сумасшествии коменданта. Потому что на самом деле не так уж он был безумен, пока мы с ним сидели и слушали ежедневный дождь за окном. Его бы вылечили. Обязательно бы вылечили. Я же не попал сюда!
        Но Сев был прав. Я точно помню тот миг, когда во взгляде Фаджа не осталось ни малейших следов осмысленности. Это был самый счастливый момент моей жизни. Момент, когда со всего маху опустив каблук на ненавистный хроноворот, я услышал оглушительный треск и нечеловеческий вопль коменданта.
        В тот миг он сошел с ума по-настоящему. Окончательно и необратимо.
        И я знал об этом.

        * * *
        263. На этот раз он закатил истерику. Сидел у меня на кровати и рыдал. Рассказывал, как ему плохо, как он ненавидит дождь. Говорил, что завидует. Мне. «Вы не представляете, Люциус, какой вы счастливчик. Я бы сейчас все на свете отдал, чтобы оказаться на вашем месте…»
        Я так понимаю, что он развлекается подобным экзотическим способом.
        Сволочь.

        * * *
        - Он вас обижал?
        - Нет.
        - Провоцировал?
        - Нет.
        - Вы замечали странности в его поведении?
        Здесь я сделал совершенно не нужную секундную паузу, и Рита мерзко усмехнулась.
        - Нет.
        - У вас же была палочка?
        - Да.
        - Ее искали?
        - Да.
        - И не нашли?
        - Да.
        - Фадж злился?
        - Да.
        - Веритасерум?
        - Да.
        Я при всем желании не мог заставить себя отвечать более полными предложениями. Но ей и так хватало. Она действительно была профессионалом. Профессионалом фальсификации. Выворачивая наизнанку каждое ваше слово, она и из тарелки овсяной каши могла бы сделать сенсацию. Здесь я попал в точку. Лучше нее с такой работой не справился бы никто.
        После каждого подобного диалога я получал море удовольствия, читая то, что у нее получалось.
        Вернее, я научился получать удовольствие и смеяться над этим, потому что в начале ничего кроме приступов тоски и безотчетного страха, ее писанина у меня не вызывала.
        Но со временем, недели через две-три, когда я немного привык к ее манере толковать каждое междометие, которое ей удавалось из меня вытянуть… Со временем это стало очаровательно.
        «Вы никогда не пили веритасерум на ночь? Нет, конечно, если вы не собираетесь провести ночь в одиночестве, то не стоит этого делать. Чревато разными неожиданностями и неприятными сюрпризами. Но если у вас есть желание потренироваться, то очень советую попробовать. Три капли перед сном и за пять-шесть лет развивается абсолютное привыкание».
        - Да никогда в жизни не развивается к нему привыкания! – смеялся я, глядя на этот бред.
        - Вы думаете, кто-то пожелает проверить это опытным путем?
        Я так не думал.
        Я думал о том, как взбесится Сев, когда увидит этот худший кошмар зельевара. У него с чувством юмора большие проблемы. Во всем, что касается его жутких пробирок. Начнет размахивать руками и доказывать…
        - А вдруг?
        - Ну и что?
        - Меня уличат во лжи…
        - Недоказуемо. Даже если найдется такой ненормальный, который будет шесть лет ежедневно принимать на ночь по три капли запрещенного зелья, которое и готовить-то толком никто не умеет…
        - Я понял.
        Доказать, что это шутка, невозможно. Кроме Сева никто возиться не станет. Просто я давно с ним общаюсь и привык, что подобными вещами в его присутствии лучше не шутить. А для книги вполне сойдет.
        У Риты забавное чувство юмора… Наверняка отыщется какой-нибудь ненормальный и захочет попробовать.
        Ну-ну…

        * * *
        299. Чтобы я еще раз полез под землю! Да никогда в жизни! Он нарочно это сделал. Совершенно точно. Я уверен. Я сегодня вообще никуда не пойду. Никуда не пойду и… и завтра придут они. Я сейчас в таком состоянии, что мне уже надо совсем немного. Вот просто пройдет такая тварь мимо и все…
        Или ты сейчас быстро встанешь, Люциус Малфой, или ты подохнешь здесь завтра, как поганая трусливая крыса!
        ВСТАТЬ!

        * * *
        До сих пор помню, как писал эту запись, стоя на коленях на ледяном полу, привалившись боком к кровати. Привычно шумел дождь, замерзшие руки дрожали и совсем не слушались. Если бы я не был так зол сам на себя, то… то было бы гораздо лучше, потому что весь это кошмар кончился бы на неделю раньше. Но у меня еще были силы злиться.
        С того дня я стал бояться узких подземных ходов, темных коридоров и слова «лабиринт». Вообще-то довольно забавно звучит «с того дня». О да! С «того дня»! Именно «с того дня» я вообще стал бояться массы самых невинных вещей. Описать не могу, как же меня это бесит. Только сделать ничего не могу. Сразу начинаю задыхаться. Из трех пережитых мной тогда смертей эта, безусловно, была самая неприятная. Он просто обвалил этот чертов подземный ход, как только убедился, что я внутри.
        Утонуть гораздо проще, можете мне поверить.
        И, кстати, быстрее.
         * * *
        10. Даже любопытно посмотреть, через сколько дней у него кончится терпение. Если он думает, что мне надоест раньше, то он сильно ошибается. МНЕ не надоест.

        * * *
        «Если вы умеете плавать, то особой проблемы побег представлять не будет. Хорошая погода и спокойное море – залог вашего успеха. Если же погода дождливая, небо пасмурное, на дворе зима или плаваете вы неудовлетворительно, то лучше вернитесь к пункту один основных правил и решите заново, нужно ли вам совершать побег в принципе.
        Если уверены, что это все еще необходимо, то вспомните зачем. Не забудьте проверить, не потеряли ли ваши причины актуальность за то время, пока вы готовились к побегу, например, ждали лета и хорошей погоды».
        Она очень смеялась над моими комментариями и была уверена, что я так… иронизирую.
        Все, кто это прочтет, будут думать так же. Все кроме одного. Кроме того одного, кто видел мой дневник.
        - Люци, просто скажи, зачем ты это делал?
        - Сбежать хотел.
        - Я понимаю. Ты же видел, что не выйдет. Я могу понять – один раз. Ну пять…
        Я молчал.
        - Люц!
        - Мне было интересно, что получится.
        Он задавал еще какие-то вопросы, на которые я пытался отвечать, потому что прекрасно понимал, зачем он это делает. Он хотел убедиться, что я в здравом уме.
        - Ты просто упрямый остолоп! – орал он, когда относительно в этом убедился. – Ты нарочно издевался над этим идиотом Фаджем! Тебе нравилось, что он уже ничего не соображает, да?
        - Да.
        - Вреш-шь!
        Конечно, вру, Сев. Ты же все это читал. И не один раз, я уверен. Так что ты от меня хочешь?
        - Сев, что тебе нужно?
        - Я знаю, что ты бываешь в Мунго? Зачем?
        - Местечко себе присматриваю.
        - Ты поэтому перевел его в двухместную палату?
        Сев, ты иногда такой умный, что меня от тебя мутит.
        - Тебе не все равно?!
        Довел. Можешь радоваться.
        - Если бы мне было все равно, меня бы здесь не было, - очень мягко ответил он. – Люци, что происходит?
        Тогда я его выгнал. Очень некрасиво выгнал с большим скандалом. Потому что я не знал, зачем потратил столько сил и времени на то, чтобы устроить Фаджа в двухместной палате с постоянно пустующей второй кроватью. Мне просто нравилось туда приходить. Приходить, садиться на застеленную постель, трогать рукой накрахмаленную наволочку на огромной взбитой подушке и слушать его рассказы. Рассказы о том, какой он хороший комендант. Он невероятно гордился тем, что при нем не сбежал ни один преступник.
        Потом я вставал и перед уходом долго стоял в дверях, глядя на примятое покрывало в том месте, где я сидел.
        Я сам очень боялся этих своих «прогулок» и следил, чтобы не ходить туда чаще, чем раз в неделю. Я твердо считал ту пустую кровать своей, и все пытался определить, хочу я на нее попасть или нет. Несколько лет был уверен, что хочу, иначе не оставлял бы ее за собой с таким упорством, но все находились какие-то дела. Сначала болела Нарси, потом Драко женился, пошли внуки, потом Сев просил съездить с ним в Париж, и мы застряли там почти на два месяца, потом… Да, после Парижа. После Парижа я пришел к нему, как обычно, и вот тогда-то наконец точно понял, зачем мне так необходима была эта кровать, которую я уже лет пять твердо считал своей.
        Мне нравилось видеть ее пустой.
        Мне нравилось, что меня на ней нет.
        Мне нравилось, что и я, и она знаем, что это мое место, но меня там нет.
        И никогда не будет!
        Она не получит ничего, кроме следа на покрывале. Это я готов ей оставить. Чтобы она не забывала, что она принадлежит мне, а я ей – нет.
        Я выиграл.
        У них у всех.
        Потому что это моя жизнь.
        А своих вещей я не отдаю.
        Никому и никогда.
        «Если вы анимаг, умеющий принимать любую крылатую форму, то никаких проблем с побегом у вас не возникнет. Только не забудьте уточнить прогноз погоды. Помните: лететь вам далеко, а волшебной палочкой вы сможете воспользоваться вряд ли.
        Если же вы не в состоянии выдержать столь длительный перелет и собираетесь отдохнуть на воде, то теплая погода и спокойное море необходимы тем более.
        Будьте осторожны и перед каждым побегом перечитывайте «Основные правила». Особенно актуален первый пункт. Не стоит предпринимать излишних усилий. Если в итоге окажется, что побег был вам вовсе не нужен, то толку от него все равно не будет».
         * * *
        81. Я взял его в заложники. Из интереса. Пошутил, на самом деле.
        - Люциус, у вас ничего не получится!
        - Будем проверять? Avada Ke…
        И он пошел со мной. Проверять не захотел. И правильно сделал. Это я дотронуться до него не могу. А сработает ли заклинание, зависит от того, как мой магический профиль на его родовую защиту наложится. Так что он пошел со мной. А что толку-то? Хотя некоторое моральное удовлетворение, я, конечно, получил.

        * * *
        Мы это сделали. За четыре месяца. Четыре месяца титанического труда. Четыре месяца, за которые я даже ни разу не успел выбраться в Лондон.
        Мы это сделали, и я держу ее в руках. Сев может быть доволен. Он оказался совершенно прав. Первое издание распродали за три часа. На следующей неделе выйдет второе. Но, честно говоря, мне это уже неинтересно. Совсем неинтересно.
        «Триста сорок восемь способов побега из Азкабана».
        Lucius Malfoy, London, 2004
        «Пока вы не просидели в тюрьме хотя бы год, вы не можете с уверенностью утверждать, что вам там не нравится. Всегда есть смысл подождать. Вдруг со временем вы решите, что вас все в ней устраивает. Это место может в итоге оказаться ничем не хуже других».
        Это введение.
        Пусть все думают, что я так пошутил.
        Или очень зло пошутил.
        «Никогда не берите заложника. Еще утонет. Оно вам надо? Выяснять, умеет ли он плавать, у вас, скорее всего, времени не будет».

        * * *
        4. Я совершенно точно уверен, что у меня все получится. Потому что у меня всегда все получается. Возможно, не сразу, возможно, ценой больших усилий, но все будет в порядке. Я просто это знаю.

        * * *
        - Я уезжаю, мистер Малфой, - она явилась ко мне в кабинет рано утром.
        - Да, конечно… Спасибо, что согласились помочь. Надеюсь, ничем вас не обидел?
        Если у нее осталась хоть унция совести, то жаловаться она не станет. Я не только купил ей дом в Лондоне, но и счет в Гринготтсе пополнил изрядно.
        - Это вам спасибо. Если надумаете еще что-нибудь написать, то я буду счастлива…
        Мерлин, зачем ей два дома?
        - Не надумаю. Совершенно исключено. Всего вам хорошего, мисс Скитер.
        Она усмехнулась и вышла из кабинета. А почему усмехнулась, я не понял, честно говоря. Она что, мне не верит? Да я никогда больше не возьмусь за такое сложное дело, как написание книги. И потом я ведь уже написал все, что хотел. Хотя, если подумать, то можно…
        А неплохая, кстати, идея.
        Совсем неплохая…