Автор: E-light
Рейтинг: R
Категория: Slash
Пейринг: Люциус Малфой/Драко Малфой, Драко Малфой/Гарри Поттер
Жанр: Drama
Саммари: Три стороны треугольника.
Предупреждение: намёк на инцест.
Дисклаймер: Всё принадлежит Ролинг.
Статус: закончен

---

         Комнаты, которые покидают, выглядят расхлябанными и расхристанными, как гостиничная шлюха – всюду разор, грязь, беспорядок и ощущение временности бытия в данной точке пространства. Скоро, скоро мы уедем, уволочем за собой чемоданы и баулы, сумки, пакеты и дамские сумочки, одежду, сложенную бережно и как попало, пирожки, завернутые в газеты, документы, удостоверяющие личность, деньги и драгоценности.
        Все уедет вместе с нами в новую жизнь, а в квартиру вселится кто-то еще, и она забудет нас, как шлюха забывает клиента.
        Люциус сидел в кресле, сжимая в руках расписание поездов; Нарцисса ходила, мыкаясь по углам квартиры, растерянно смотрела, словно забыла что-то важное, но что – не могла вспомнить. В каком-то смысле так оно и было: они оставляли здесь, в Англии, в стране несбывшихся надежд главное свое сокровище – сына, Драко.
        Страна неудавшегося будущего. Страна победившего прошлого. Финишвилл. Так было нужно, да?
        Все очень просто. Так н а д о.
        * * *
        Драко любил своего отца с самого рождения. У мальчиков есть период, когда они отрываются от матери и начинают слепо копировать отца: человек с щетиной и волосатой грудью становится их идеалом, кумиром, примером для подражания, главным судиёй и божеством. Это нормально – ребенок ищет свое место и находит свою роль.
        Но Драко предпочитал Люциуса даже в возрасте одного года – тянулся к нему с материнских рук и ревел у отца в два раза меньше во время неизбежных ночных младенческих концертов. Люциус, приходивший с банкетов и вечеринок, терпеливо укачивал сына, поражаясь, какого дементора природа дает маленькому человечку такие большие и здоровые легкие.
        Когда Драко чуть-чуть подрос, он стал требовать от отца «почитать сказку», и Люциус покорно повторял истории о кроликах, лисах и волках, цветочных эльфах, принцах и феях из большой красочной книги, потом подтыкал одеяло, гасил свет и тихо уходил. Наконец, однажды книга закончилась (к великому Люциусовскому облегчению); все сказки мира по одному разу были прочитаны, впереди ждали более взрослые истории о Питере Пэне, Мэри Поппинс и маленькой девочке Алисе, а Драко исполнилось четыре года. Люциус положил фолиант на тумбочку рядом с кроватью и сказал: «Все. Дальше будешь читать сам. Ты уже большой».
        Устроенный сыном скандал не привел ни к чему, кроме понимания – первого в жизни и очень горького – не все, оказывается, дается просто так, и отец уходит, хотя он тебе очень-очень нужен.
        В пять лет Люциус начал учить Драко летать на метле, но, обучив основам, передал тренеру-профессионалу. В шесть стал целенаправленно руководить его образованием, и, получив представление о направлениях, в которых мог бы успешнее всего развиваться сын, пригласил гувернантку. В семь он сообщал сыну, как нужно вести себя с конкретными людьми, а затем нашел (подобрал) Драко подходящих друзей – Крэбба и Гойла.
        Сколько ни помнил себя Драко, он всегда бежал за отцом, а тот уходил вперед широкими шагами – вот, вот, посмотри, папа, я все сделал, у меня все получилось, я такой молодец, да? Может, отец оглянется, задержится, чтобы посмотреть на своего замечательного сына, остановит на нем ласковый взгляд: «У, Драко, какой ты у меня взрослый, такие сыновья не у каждого отца бывают, я тобой горжусь!» Но для этого нужно сделать что-то выдающееся.
        С этой мыслью Драко и ехал в Хогвартс-экспрессе, убаюканный мечтами о том, с каким триумфом вернется после конца учебного года: лучший ученик! душа факультета! (и школы!) мальчик, с которым все хотят дружить!
        Конечно, он ведь Малфой, богатый, умный, красивый, и на каникулах они втроем поедут на континент, папа пообещал поездку в Америку, если сын станет лучшим на потоке.
        Лучшим он стал. На факультете.
        В учебе его обогнала какая-то грязнокровка, а в популярности – Гарри-сволочь-Поттер, Мальчик со Шрамом, пожинавший все лавры оттого, что его мать умерла от Авады Того, Кого Нельзя Называть.
        И ему разрешили играть в квиддич! Ловцом!
        Отец сказал, что у него этим летом слишком много дел, и пусть Драко с матерью едут в Швейцарию, а еще чтобы Драко заткнулся, наконец, и перестал зудеть о несправедливостях и квиддиче.
        Осенью он купил слизеринской квиддичной команде новейшие метлы – так Драко стал ловцом.
        Возвращение домой было похоже на сокрушительное поражение. Драко тыкал вилкой в отбивную, ожидая сакрального вопроса об успехах в школе, но отец его будто не замечал, озабоченный мыслями о своей эскападе с дневником. Драко прочно обосновался на втором плане – и возненавидел всех грязнокровок и сочувствующих грязнокровкам поистине чистейшей ненавистью.
        Лучше бы отец кричал! Лучше бы он ругался! Всё не это равнодушное молчание и взгляд сквозь.
        Этим летом он добрался до архивов запретного этажа в библиотечной башне, сообразив, наконец, как вскрыть охранные заклинания, и сначала хихикал, рассматривая двигающиеся картинки, – о сексе благодаря разговорам в слизеринской спальне он, конечно, знал, – а затем пережил культурный шок, наткнувшись на фолиант с «извращениями». Кого там только не было: мужчина с мужчиной, мужчина с козой, ведьма с жеребцом, ведьма с метлой, мужчина с метлой (вот о таком применении метел Драко даже не догадывался), ведьма с двумя мужчинами, ведьма с ведьмой.
        Сначала Драко мысленно плевался, но затем привык и даже стал искать такие вещи специально. Год прошел для него под знаком Правой Руки: обладавший живейшим воображением, он придумывал кучу порнографических историй про красавиц и мальчиков-пажей, в которых был главным действующим лицом.
        К сожалению, реальность оказалась неприятнее вымысла: рыцарем на белом гиппогрифе опять оказался Поттер, а Драко тянул разве что на бестолкового оруженосца; отец пришел в ярость, когда Хагридов выкормыш едва не оттяпал единственному чаду голову. Драко морщился, баюкая свою «ноющую» руку, мама охала, а отец вместо того, чтобы пожалеть, сказал, что трусам надо бы давать копытом под зад, чтоб аж подкова пропечаталась.
        Вот так. Глупее грязнокровки, трусливее Поттера – сплошное разочарование для отца. Разве может он гордиться таким сыном?
        То ли дело отец – высокий, статный, с прямой осанкой, внушающий уважение и страх, всегда элегантный и холодноватый, умеющий разговаривать и с Министром, и с клерками, с чеканным профилем, словно на медали… Золотисто-серебряный дракон.
        Опасный, сверкающий, светоносный, и если бывает ледяное пламя – так это именно о нем.
        Драко пытался копировать перед зеркалом его походку, манеру улыбаться, приподнимая самые кончики губ, изламывать бровь в иронии и смотреть угрожающим и одновременно бесстыдно-ласкающим взглядом, омывающим человека с головы до ног, заставляя дрожать и трепетать в полуиспуганном возбуждении.
        Но ему отчаянно не хватало роста и стати – он был маленьким и худым, а еще у него были белесые брови в отличие от плавных темных дуг отца, и лицо у него было острым, и черты мелкими, как… как у хорька.
        Пятого июня, в день четырнадцатилетия, Люциус вызвал Драко к себе в кабинет для «мужского разговора». Рассказав немного о том, о чем Драко и без того знал (но сидел все равно красный, он не мог представить, что будет говорить об э т о м с отцом), Люциус сразу перешел к женщинам, их опасности для молодого растущего организма, страдающего переизбытком гормонов, их стремлении во что бы то ни стало женить на себе молодого наследника и тайном желании нарожать от него кучу маленьких сопливых ребятишек, чтобы либо заставить жениться, либо тянуть деньги всю оставшуюся жизнь.
        Расписав в красках ужасы, ожидающие Драко в будущем, отец взял с него обещание, что до 16 лет тот будет «благоразумным мальчиком», а в 16 Люциус сам найдет ему «учительницу».
        С пылающими щеками Драко пошел в свою комнату. В ушах все еще звучали настойчивые вопросы отца, «есть ли у него кто-нибудь», не дружит ли он, не смотрит ли в чью-то сторону, не засматривается ли кто-нибудь на него. Тут Драко, заикаясь, поведал, что на него «смотрит Панси Паркинсон» - отец задумался, пробормотал: «Посмотрим… Но пока не предпринимай ничего, хорошо?» Он встал из-за стола, постоял, освещенный камином и бледным светом светильников, сказал: «А ты у меня уже взрослый… Жених», - и улыбнулся.
        Жених… С одной стороны, это было лестно – он повзрослел, и отец стал относиться к нему по другому, но жениться… нет, жениться ему не хотелось.
        Не представлял он себе ни будущую жену, ни детей, он хотел жить в Поместье… и помогать отцу. Отец этим летом решил понемногу вводить его в курс дела, показывал счета, рассказывал о деловых отношениях, но потом, как всегда, бросил его на управляющего и завертелся в круговерти дел.
        Мистер Вацо, зеленый скрюченный гоблин с большими ушами, за которые так и хотелось подергать, засадил Драко за пергаменты – совсем как в школе, и заставил постигать деловые отношения семьи Малфой самостоятельно.
        Драко рассердился, обиделся, и в итоге провел все лето в библиотеке – нет, не готовясь к новому учебному году; читая скабрезные истории про дам и кавалеров.
        Альбомы он пересмотрел в прошлом году.
        Две истории произвели на него неизгладимое впечатление: повесть о любви двух родных братьев и печальный роман о связи отца с сыном. Сначала он читал свитки с отвращением. Затем его внутренние барьеры поддались, и он начал думать об Индрике и Индольфе не с омерзением, но с сочувствием.
        А затем произошло необратимое – для него это стало нормой.
        
        Он примерил эти отношения на них с отцом – и уехал на четвертый курс в сладком ужасе от своих странных желаний. Нет, всерьез он о таком не мечтал, но были мысли, как отец его приобнимет, склонится над сыном, поцелует в волосы.
        Люциус перестал обнимать Драко с 11 лет, сказав, что всё, хватит телячьих нежностей, он уже мужчина. Люциус не был жесток к собственному ребенку, он любил его и старался воспитать «достойно», по крайней мере, так, как он понимал «достоинство». Все эти ласки-поцелуи только изнеживают мальчика. Люциус и так стыдился того, что дотянул с ними аж до такого возраста – «мужчиной» в Англии ребенок считается традиционно с восьми. Кроме того, его приводило в крайнюю досаду то, что сын у него ябеда и нытик – а всё Нарцисса со своими конфетами и причитаниями над разбитой коленкой. Избаловала парня донельзя.
        В Хогвартсе Драко опять глотал унижения и строил планы мести – Поттера взяли на Тремудрый Турнир! Это было такое свинство, что он сочинял целые речи, которые произнесет дома перед отцом. Гриффиндорский выскочка опять все подстроил, или ему подстроили его отвратительные друзья, какая разница.
        Драко ведь ничем не хуже, а может, даже лучше – почему Кубок не выбрал его?
        Но, вернувшись домой, заготовленными речами он подавился. Отец теперь совсем не обращал на него внимания. Он стал мрачным, озабоченным, думая, что же станет теперь с ними после возвращения Темного Лорда. Он много суетился, ездил, с кем-то встречался, в замок зачастил профессор Снейп, атмосфера сгущалась, пахло страхом и тревогой.
        Драко не осмеливался лишний раз попадаться отцу на глаза – Люциус мог рявкнуть по ничтожному поводу. Но почему-то ночные мечтания стали еще откровенней и чувственней… ласки… поцелуи… отец, лежащий рядом с Драко на постели и гладящий его по выступающему косточкой бедру… Может, сыграла свою роль именно неосуществимость фантазий с таким отцом, сидящим в своем кабинете, словно цербер на цепи. Может, Драко просто было 15 лет, и он обнаглел в своих фантазиях до предела, подталкиваемый гормонами. Каждую ночь, каждое утро он просыпался на влажной простыне, а потом был день, и хмурый отец спускался к обеду или к ужину, сцепив пальцы и подергивая уголком рта.
        Драко никак не мог совместить в сознании эти два образа – образ отца-золотого-дракона и этого усталого человека, прикрикивающего на домашних, запирающегося с перепуганными друзьями и говорящего с ними о чем-то за дверью – потом эльфы корзинами выносили оттуда пустые бутылки. Но он был подростком, ему было пятнадцать – он отбросил все эти мысли без долгих размышлений, он верил в отца и любил его.
        Отец оставался золотым богом, а упасть с пьедестала ему предстояло много позже, упасть лицом в зеленую траву, в ромашки и повилику, и лишь тогда Драко рассмотрел его лицо-маску ближе и обнаружил, что это всего лишь идол. Но и тогда Драко любил развенчанного кумира, уже без преклонения и восхищения, горестной, печальной любовью.
        В конце июня отец начал уделять ему неожиданно много времени – как в детстве, до пяти лет. Он начал обучать Драко черной магии, и Драко возликовал: уж это-то дело ни на кого не переложишь! Он, правда, боялся, что отец попросит Снейпа, но между Люциусом и деканом Слизерина, видимо, были не такие отношения.
        Учитель из отца оказался так себе – он сердился, когда у Драко что-то не получалось, мог накричать или посреди урока отвлечься, задумавшись о своем, и Драко не осмеливался переспрашивать… зато он стал сентиментальнее и даже один раз прижал сына к себе, обняв за плечи и сказав:
        - Ящерка ты моя…
        Драко растаял от отцовской ласки, Люциус называл его не иначе как Драко, никаких солнышек, дракончиков, «моих замечательных мальчиков», во множестве исходивших от мамы. В общем-то, это было хорошо, потому что Драко терпеть не мог уменьшительных словечек, он же взрослый уже, в конце концов, но, раз уж никто не видит…
        В школу он уехал, мечтая о том, чтобы остаться с отцом наедине и надолго, и тот бы называл Драко ласковыми прозвищами, а Драко бы нежился и жмурился.
        Он уже привык к своему «извращению», как называл он про себя мысли про них с отцом: без всякого стыда представлял их вдвоем в постели, отец лежит за Драко, прижимается к нему, трется о ягодицы… Придвигается плотнее, протискивает внутрь головку – тут Драко вводил в себя палец – подает бедра вперед – движения рукой по члену быстрее – входит и начинает нежно двигаться. Сначала нежно, потом быстро. Тут Драко изгибался и кончал – и обязательно додумывал, как повернется к отцу, обнимет его за широкие плечи и уснет, уткнувшись лицом в теплую шею. Его будут гладить по спине, убаюкивать, говорить: «Маленький Драко» и делать другие приятные вещи.
        Иногда отец может его наказывать – пороть ремнем, называть «скверным мальчишкой», но потом все равно будет с ним, - в нем, на нем.
        Драко прекрасно понимал, что этого никогда не произойдет, но мало ли о чем мечтают люди в фантазиях? О сексе на глазах квиддичного стадиона во время матча на метле, об оргии в раздевалке, о «золотом дожде» и коже с плеткой. Король Артур возлежал со своей сестрой Моргаузой Оркнейской, и от их кровосмесительного союза родился сын Мордред, который затем захотел жениться на своей мачехе, супруге отца и дяди. По сравнению с этим мечты Драко были невинными, как сон младенца.
        Да и не собирался ведь он в самом деле лезть в постель к отцу?
        
        С тревогой он ожидал своего шестнадцатого дня рождения – отец обещал ему подыскать опытную учительницу. Ему и противна была эта неизвестная пока женщина, и жгло желание попробовать, наконец, секс. Но все разрешилось неожиданно и трагично: отца посадили, у Поттера погиб крестный, Темный Лорд вконец осатанел и отыгрывался на своем окружении. Умер мучительной смертью Каркаров, а на плечи Драко легла ответственность за дом и семью.
        Мерлин, как же это было страшно. Драко даже позабыл о своей ненависти к Поттеру – такой детской она казалась теперь. Ну, конечно, из-за спины отца можно было заводить себе кучу врагов и безнаказанно корчить им рожи, показывая язык, но теперь Драко остался один на один с безносым господином, похожим на Живую Смерть, и тот приказал ему у б и т ь Д а м б л д о р а.
        Ага. Летела ведьма над морем, бусы у нее порвались и жемчужины рассыпались: – собери да принеси. Ровно 101-ну. Да только у молодого колдуна все рыбы и гады морские были в друзьях, а у Драко – кто? Пара.
        Крэбб да Гойл.
        И - надо же, как только Драко перестал обращать внимание на Поттера, золотой мальчик сам начал таскаться за ним по пятам. Подкарауливал в коридорах, в туалете, лез в купе, спрашивал у Драко, идущего с преображенными в девчонок Крэбба и Гойла: «Куда это ты собрался?»
        А потом еще долго смотрел вслед, Драко аж занервничал. Если за в р а г а м и так следят… Рассказывайте.
        Один раз Поттер схватил Драко за шиворот и прижал в ночном коридоре, где каждый из них оказался по своим делам: сказал, что все равно выследит и тогда… Что будет тогда, он не досказал. Например, он почему-то не пригрозил исключением из школы. Драко хрипел, задыхался, пытаясь вырвать руку из захвата и вытащить палочку – Поттер материализовался неожиданно, словно из воздуха, и сейчас притискивал его к стене так плотно, что у Драко от трения тела о тело началась непроизвольная реакция…
        Поттер, почувствовав это, чуть отстранился:
        - Смотри, Малфой…
        - Отвали, - сказал Драко, униженный и разозленный.
        Разошлись они в тот раз без драки, на одних угрозах.
        
        И все же Драко исполнил то, что от него требовали. Дамблдор был мертв, разъяренный Поттер вышел на тропу войны, покоцал какие-то артефакты – после каждого Лорд приходил в такое бешенство, что его приспешники трепетали за свою жизнь, а потом Снейп дал как-то сыну Нарциссы некие схемы и тихо отправил в противоположный лагерь. Драко, к тому времени вдосталь накушавшийся службой у Лорда и убедившийся в очевидном безумии своего господина, в перебежчики подался с радостью: встретили его, правда, отнюдь не распростертыми объятиями, но когда он показал Снейповские сведения, моментально подобрели.
        Поттер шел за ним к поляне след в след, и кончик палочки упирался Драко между лопаток: чувство неуютное, если что, Драко умрет первым, но все обошлось благополучно, и… с тех пор Поттер как-то странно на Драко смотрел.
        Он, благородный гриффиндорец, не мог любить Джинни, потому что боялся за тех, кого любит, но потребности-то у него остались, и плевали они на то, что он – гриффиндорец.
        «Любовь приходит и уходит, а секса хочется всегда».
        Подумав, Драко уступил. Отец остался туманным воспоминанием в расплывающейся седым облаком крепости на скале… И с Поттером оказалось удивительно хорошо. Просто секс, только секс, ничего, кроме секса.
        А когда война кончилась, Драко это здорово пригодилось.
        Малфой Мэнор разрушил разгневанный Волдеморт, и не помешал ему отряд авроров, замок взлетел на воздух, когда каждый камень в стенах разбух под действием распирающего заклятья. Маме еле удалось спастись, отсидеться в подземном ходе. Но все имущество, все домовики, все детство Драко, вся жизнь многих поколений Малфоев – все полетело к дементору.
        Так вот, о дементорах. После войны Драко со своим адвокатом подали прошение о пересмотре дела отца, приговоренного к семи годам. Сидеть ему оставалось еще лет пять, но Драко опасался, что отец может просто не дожить до конца срока. Прогулки по общему тюремному двору вместе с другими заключенными, посаженными уже после войны – пожизненно, здоровью не очень способствуют.
        Драко словно видел, как чья-то ловкая рука накидывает удавку и затягивает петлю… или яд… или еще что-то.
        К тому времени он расстался с Поттером, вдруг вбившим себе в голову, что у них с Драко могут быть серьезные отношения. Вот чертова гриффиндорская верность – чертов гриффиндорский болван! Примерно в таком роде Драко и высказался, Поттер в ответ обозвал его сволочью и бл…ю, но почему-то в объятия Джинни не поспешил.
        Драко вспомнил про него, когда бегал по инстанциям, пришел со своей просьбой… Поттер согласился сразу.
        Отца выпустили с поражением в правах на пять лет, после ему разрешили заниматься колдовством, но за пределами Англии, и сейчас они с матерью устроились в съемной квартире, а Драко доучивался в Хогвартсе. Вместе с Поттером.
        Они держались вместе, потому что были единственными ровесниками среди бывших шестикурсников, кроме Рона и Гермионы. Драко мечтал, чтобы Поттер вновь обратил внимание на Уизли, но эта глупая гордая нищенка не делала ничего, чтобы его вернуть.
        Драко мысленно то обзывал ее дурой, то соображал, как ему выкрутиться из ситуации с Гарри. Нет, тот ни на чем не настаивал, но ведь Драко сам дал надежду на будущее. Просто так преступников из Азкабана не выпускают.
        
        Все муки совести и душевные терзания отступали перед простой радостью – отец на свободе, живой, красивый по-прежнему, только чуть больше седых волос, незаметных в общей платиновой массе. Каждые выходные Драко, игнорируя вопросительные взгляды Поттера, тащился к границе антиаппарационного барьера и аппарировал в Лондон, к родителям. Он смотрел на отца, впитывал каждый его жест, каждое слово и черточку, вдыхал воздух, которым дышал отец, пытался запомнить каждую мелочь, каждую деталь – те драгоценности, что он будет перебирать по ночам в Хогвартсе. Он закончит Хогвартс. И…
        Да, он не дождался отца, но теперь-то все будет по-другому.
        И сейчас Драко с нетерпением шел к воротам. Осень поднимала холодным ветром опавшие листья, кружила их в круговерти, бодрила глотком прозрачного воздуха. Драко поплотнее закутался в плащ, предвкушая горячий чай у родителей.
        Вот и кованые ворота, еще несколько шагов, и он будет далеко отсюда, будет свободен.
        - Драко! – услышал он оклик.
        Развернулся неохотно: в двух метрах от земли завис на метле Гарри Поттер, все еще в форме квиддичной команды. Только что с тренировки.
        - Завтра суббота, - сказал Гарри. – Может, пойдем в Хогсмид?
        - Я к родителям, - пробормотал Драко. – Увидимся в понедельник?
        - Жаль, - огорчился Поттер. Он прекрасно знал, что Драко не вернется до понедельника. – Может, мне тогда с тобой?
        - Нет, мама не рассчитывала на гостей, - поспешно отказал Драко.
        - Как насчет следующих выходных?
        - Посмотрим, ладно? Потом поговорим. Я опаздываю, - он развернулся и чуть не бегом кинулся к воротам.
        Чувство неловкости уступало место радости – забыть, забыть обо всем поскорее, после войны это смешно, есть только ты, только я, только сегодня и только сейчас.
        Завтра этого может и не быть, и послезавтра – тоже, но сегодня…
        * * *
        Квартира была опустошена, как гостиничная шлюха – чемоданы, сумки, собравшиеся родители. Драко переводил взгляд туда-сюда: чемоданы – сумки – родители.
        Чемоданы.
        Сумки.
        Родители.
        - Вы что?.. – спросил он, откашлялся и произнес: - Вы куда-то… собрались?
        - Драко, мальчик мой, - начала Нарцисса.
        - Мы уезжаем, - ответил Люциус. – На континент.
        Чемоданы.
        Сумки.
        …
        - А… а как же я?
        - Ты доучишься, - сказал отец.
        - А потом приедешь к нам, - мама.
        - Нет, - сказал отец. – Тебе незачем уезжать из Англии.
        Отцу нельзя колдовать, все верно. Но в чужой стране он это сможет – кто будет контролировать его там. И мама - едет за ним. Тоже все верно.
        А он, Драко?
        - Тебе не нужна чужая страна. Останешься здесь, отстроишь Малфой Мэнор, - голос отца был тверд. – Мы будем тебе писать. Ты будешь приезжать к нам… летом, в отпуске…
        - Люциус, - заговорила мать.
        Но Драко не слушал. Его прогоняли, показывали, что в их мире ему нет места, ему, просившему Поттера, готовому отдать за отца жизнь, дыхание, сердце…
        - Не буду я приезжать к вам! – крикнул он.
        - Драко…
        - Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!!! – отец молчал, стоя, слушая слова сына спокойно, с выпрямленной спиной.
        Мать снова запричитала:
        - Драко, Драко… - но он уже аппарировал, и воздух схлопнулся в том месте, где он только что стоял.
        Супругов Малфой ждал одиннадцатичасовой поезд, тот самый, гордость магглов-строителей, когда-то прокопавших туннель по Ла-Маншем.
        Люциус не оглядывался на прежнюю жизнь. Он до последнего не смотрел на Лондон, город, должный скоро исчезнуть, раствориться в туманах и скрыться навсегда.
        Нарцисса, напротив, оглядывалась, опираясь на его руку, всхлипывала, снова и снова неуверенно спрашивала, как же тут Драко. Ведь мальчику не пара этот Поттер. Может…
        Но Люциус тащил жену вперед, непреклонно отвечая, что Драко уже взрослый, что Поттер для него идеальная пара, и вообще… они будут писать.
        Только когда они уже сидели в поезде, Люциус позволил себе вздохнуть, расслабиться, облокотившись о подлокотник и прикрыв лицо рукой.
        - Я люблю тебя, Драко, - шепнул он, и поезд принял это признание, понеся невесомым потоком кондиционированного воздуха под крышами вагонов. – Только не так, как ты… хочешь.
        * * *
        Летом 199* года двое молодых парней сидели в одиночестве в гостиной Гриффиндора.
        Один из них распаковывал подарки, полученные от друзей, знакомых и просто почитателей в честь окончания школы.
        Второй читал письмо, принесенное черным ушастым филином, терпеливо ждущим подачки за доставку.
        - Вау, зеленый свитер! – присвистнул первый, развернув сверток. – Видимо, тот, кто прислал ЭТО, был дальтоником.
        Второй промолчал.
        - Эй, ты что? – нелюбитель зеленых свитеров обернулся к товарищу. – Плохие новости? Что-то пишет подрядчик?
        - Нет, - рассеяно отозвался блондин, - со строительством все в порядке.
        - Тогда что? – черноволосый парень подошел к другу и заправил прядку ему за ухо. – А, Драко?
        - Все хорошо.
        Брюнет пожал плечами, вернулся к подаркам.
        - Гарри… - сказал светловолосый. – Как ты думаешь, как понять, любит ли тебя… человек?
        Гарри рассмеялся:
        - Очень просто, - он вновь подошел к Драко и подсел к нему. – Если любит – то говорит. Вот как я, - он притянул к себе светловолосого, с силой обнял. – Я. Тебя. Люблю-у.
        - Если любит, то говорит, - пробормотал тот, откидываясь Гарри на грудь.
        Свернулся клубочком и закрыл глаза.
        - Ты мне нужен, - сказал он, сжав пальцами ладонь Гарри. – Знаешь, да?
        Гарри поцеловал его в ухо, равнодушно глядя на пергамент, исписанный убористым женским почерком. Он обнимал Драко, раскачиваясь с ним, смотря на слова в конце листа и не видя их:
        
        P.S. Папа передает тебе привет.